Подписка на новости
Филипп Кац – потомственный архитектор из Казани. Его увлекают формы и современные технологии. Молодой исследователь рассказал ARCHiPEOPLE о своей учёбе на «Стрелке», о том, как усовершенствовать архитектурный процесс, и почему работа с данными может изменить мир.
Закончил архитектурный факультет Казанского государственного архитектурно-строительного университета, аспирант НИИТАГ РААСН (Институт теории и архитектуры градостроительства в Москве), выпускник Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка».
25.04.2013, 11:22 | Автор: Дарья Котенко
Филипп Кац, 27 лет
Закончил архитектурный факультет Казанского государственного архитектурно-строительного университета, аспирант НИИТАГ РААСН (Институт теории и архитектуры градостроительства в Москве), выпускник Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка».
Работает редактором в студии инфографики РИА Новостей.
Занимается параметрической архитектурой в рамках исследовательского проекта «Точка Ветвления».
Любимые здания: цифровые утопии, дом Мельникова, городская среда, создаваемая «wowhouse».
В таком комплексном творческом процессе как архитектура, приходится часто перестраивать уже проделанную работу под изменившиеся условия. Когда я начал увлекаться визуальным программированием, пытался найти возможности технологической оптимизации и стандартизации любого проекта. В итоге мы, группа энтузиастов, начали ощущать, что обладаем интересными знаниями и навыками, которые хотелось углублять и развивать. И три года назад мы с Эдуардом Хайманом и Александрой Болдоревой основали «Точку Ветвления».
Если коротко, суть в том, что мы программируем архитектуру. Архитектор пишет код, а проектирует задумку уже компьютер. Это позволяет разрабатывать здания на абстрактном уровне. Можно работать над общим замыслом, и не надо думать о каждом отдельном элементе — все детали встанут так, как задумано в технологии конкретного проекта (однако сначала придётся продумать технологию до самых мелочей).
На практике всё зависит от фирмы: где-то заказчик правит бал, где-то есть определённые стандарты. Архитектор часто становится жертвой даже не чьих-то интересов, а сиюминутных решений. Код позволяет сформировать концепцию: что приоритетно, что второстепенно.
До сих пор мы сталкиваемся с тем, что профессиональные архитекторы в России настороженно относятся к цифровым технологиям. Это не столько вопрос вкуса, сколько абсолютно другой методики разработки проекта: нужны другие знания, другой опыт.
Я довольно поздно подал заявление в «Стрелку» и уже знал, что буду работать с Карло Ратти [Carlo Ratti] из SENCEable City Lab из MIT. Меня как раз интересовала тема цифровых данных в архитектуре и градостроительстве.
В «Стрелке» не учат архитектуре в том смысле, в каком мы это понимаем. И, наверное, это самое лучшее. Там учат думать и работать на высоком мировом уровне. «Стрелка», в первую очередь, «промывает мозги» и даёт представление о современном дискурсе и о мире вокруг.
В «Стрелке» я начал заниматься цифровым пространством города. Моя работа там была посвящена тому, как люди воспринимают город. Я проводил исследование на примере таких сервисов, как foursquare. Конечно, это не позволяет охватить всё население, но даёт представление об определённом срезе общества, довольно показательном, на мой взгляд.
Выяснилось, что в России для людей понятие «дом», где можно делать всё что угодно, очень важно. А город, в свою очередь, воспринимается как что-то не твоё и ничьё — и ответственности никакой. Русские в foursquare сразу создают точку у себя дома и «чекинятся» там. В других странах такого нет.
Специалисты всегда понимали, насколько урбанистика важна. А на практике невозможно объять необъятное и учесть всё, что важно конкретному человеку, жителю городов. Поэтому при реализации проекта на первый план выходят чисто технические приоритеты: я должен успеть к дедлайну и учесть пожелания моего работодателя, – интересы горожан при этом остаются в тени. Кроме того, зачастую никто не знает, в чём они, эти интересы, состоят и как это выяснить.
Но в последнее время начались изменения. Во время моей учёбы на «Стрелке», люди стали выходить на митинги, началась вся эта «движуха». И мы вдруг обнаружили, что можно поменять схему метро и можно даже сделать голосование по этому поводу. Это принципиально другой подход . В этой ситуации для меня первостепенную важность имеет то, что эти протесты и конкурсы — начало большого, очень сложного процесса установления диалога в обществе. Наконец есть возможность получить данные и начать разговаривать на предметном уровне.
При этом надо очень хорошо понимать, что опросники и голосования сами по себе ничего не решат. Если спросить у жителей, что им надо, это не даст городу хорошую архитектуру само по себе. Более того, хорошая архитектура – это всегда что-то новое, и оно, скорее всего, кому-то не понравится.
У людей, в свою очередь, появляется понимание, почему среда именно такая, как происходят процессы в городе. Они начинают ответственнее и адекватнее к ней относиться. Это важно и для архитектуры, и для градостроительства.
Средой должны заниматься те, кого её состояние действительно волнует — энтузиасты. Эти люди потихоньку становятся экспертами, понимают, какие бюджеты, какие условия: где-то нельзя ничего сделать, а где-то среду можно улучшать. С ними и надо работать. Людям, вообще, надо впихивать данные, впихивать понимание, в какой стране мы живём. Необходимо работать с фактами, а не со стереотипами.
Мне очень нравится движение partizaning. Они подходят к среде как к чему-то своему, с чем они могут работать. Это определённым образом меняет отношение к городу. Некоторые вещи надо постепенно прививать как стандарты. Если мы улучшим одну улочку, то к людям придёт понимание, как это может быть. Очень хочется, чтобы были конкретные инъекции классного дизайна в городскую среду, и они должны быть обеспечены «сверху».
Я пытаюсь мыслить структурно и видеть большую дичь. Чтобы в России развивались архитектура и градостроительство в первую очередь надо менять фундаментальные вещи: нам нужны хорошая судебная и выборная система, необходимо максимально визуализировать данные о госзакупках, об их эффективности. Надо давать людям понимание, кто и как управляет страной и городом. Это относится ко всей России, в том числе и к Москве, где собралась критическая масса людей, которым не всё равно, которые, используя данные, могут что-то менять. Это факт, что работа Навального сэкономила государству большие деньги. Хочется, чтобы в Москве максимально быстро развивалось некое пространство конкретного и предметного диалога. Ведь чиновники, на самом деле, часто делают всё, что в их силах, и действительно стараются. Но даже они не знают ключевых цифр и фактов. Те данные, которые есть, например, у меня, остаются неиспользованными. Просто необходим труд, чтобы собрать целую картинку.
Я надеюсь, все происходящие изменения – не оттепель, которая сейчас закончится, а стабильно развивающийся процесс. В таком случае года через два-три мы увидим кардинально преображённое пространство города.