Александр Острогорский: «слово «критик» — ловушка»

- Александр, сейчас самое время подводить итоги и строить планы. Чего вы добились в уходящем году, чем гордитесь и к чему стремитесь в наступающем?

- В этом году я поговорил об очень умных вещах с сотней очень интересных людей — студентами нашей школы. Это самое большое достижение, все другие меркнут на их фоне. К чему я стремлюсь — стать умным, как они. Видимо, мой профессиональный путь связан с тем, что принято называть архитектурной критикой. Но я критиком себя пока не называю, потому что ещё не хватает знаний и опыта.

- Может и хорошо, что не называете, мне кажется, что профессия «архитектурный критик» — это уже уходящая натура.

- Слово «критик» — ловушка, потому что за ним скрывается много разных типов деятельности. Если речь идет о таком критике, который просвещает публику, то, может быть, я с вами и согласился бы. Но у критики больше задач, и многие из них связаны не с внешним — с публикой, а с внутренним — самой архитектурой. Критик ее интерпретирует, развивает через исследования, теорию, историю, тексты о самих архитекторах, для архитекторов. Он — зеркало и психотерапевт этого пространства, комментатор. Функция, связанная с предъявлением обществу какого-то интересного имени или явления, теоретически, как мне кажется, тоже остается востребованной. Но тут есть другая проблема — в самой российской архитектуре не делается ничего интересного. А у критика нет силы сделать неинтересное интересным.

-   Потому что интересные архитекторы мало задействованы? Вот Евгений Викторович Асс сделал Арсенал, а мог бы сделать двадцать арсеналов.

-  Евгений Викторович сделал, в каком-то смысле, более важную вещь, чем одно или даже двадцать зданий — это школа МАРШ. Школа может быть более важной для архитектуры, чем здание, потому что школа может изменить гораздо больше. МАРШ в 2017 году отметила пять лет, это немного. Но ещё лет пять, десять и благодаря МАРШ всё может измениться, вся российская архитектура. И тогда критики понадобятся в большом количестве, потому что и публике архитектура станет интересна, как, скажем, кино или современное искусство.

- Тем временем, пока архитектура переживает упадок, появилось множество курсов, на которых архитекторов, дизайнеров, художников учат, как сделать себе имя.

- Я вижу, что многие этим занимаются и интересуются, но не уверен, что сейчас имя архитектора имеет большое значение.

- Ну да... Разве вот Александру Саввичу Бродскому, к примеру, статейки и публикации нужны? Напротив, они, в каком-то смысле, ему мешают.

-  Это интересный вопрос. Он требует, конечно, исследования. Но рискну предположить, что такие критики как Григорий Ревзин и Николай Малинин сыграли свою роль в том, что сегодня Бродский может работать так, как он работает. Но это моя гипотеза. 

-   Вот мы опять и вернулись к тому, с чего начали и говорим о том, что функция критики важна.

- Но это было другое время и оно ушло - это был момент появления и момент становления российского капитализма, когда появились заказчики, которых интересовали проекты типа Пирогова. Сейчас никто не будет делать Пирогово.

- Почему же Пирогово (или хоть Конаково) не может случиться сегодня?

- Было другое время и заказчики. Частные деньги, личные амбиции, интерес к тому, чтобы связать себя с каким-то культурным явлением или событием, или — автором. Определённый тип сознания — предпринимательский, меценатский. Такой человек не для себя строит, а чтобы быть представленным в этом мире, стать частью какого-то события. Такой заказчик был внимателен и к другой личности, к чужому вкусу — вкусу критика. Но ведь такой критик-консильери —он помогает архитекторам, заказчикам, но не архитектуре как дисциплине становиться сложнее, глубже, архитекторам — компетентнее, публике — просвещеннее.

И чем все это закончилось? Когда происходят вещи, которые очевидно требуют довольно широкой и разнообразной интерпретации, такие как реновация, и которые требуют очень высокой компетентности от всех участников процесса — ни публика, ни профессионалы, ни медиа оказываются не готовы к серьезному разговору. Гром грянул, а креститься никто и не умеет.

- А может ли МАРШ сейчас в какой-то степени занять позицию  критика, например, и консультировать крупных чиновников, указывать им на то, что плохо, а что хорошо?

- Пока то, что мы делаем скорее связано с процессом осмысления и интерпретации самой архитектуры. Мы ведь только формулируем свою позицию, это длительный процесс, а не озарение и не рекламная идея. Есть набор сюжетов, которые собираются, пересобираются, реализуются в работах студентов, в темах студий. Это диалог, который пока происходил внутри школы. Но мы уже в 2017 году начали делать его более открытым, и в следующем — продолжим.

- Как это происходит?

- Например, мы выпустили юбилейный сборник школы (Юбилейный отчетный каталог Московской архитектурной школы МАРШ), который посвящен пяти годам работы, в нём собраны самые интересные проекты, все студии перечислены. Но это не только отчет, но и попытка сформулировать идеологию. Попытка, которая предпринимается спустя пять лет после начала работы школы. Снова хочу заметить, что это очень важно, что наша идеология — не проект, а опыт. Мы формулируем ее как результат нашей внутренней работы: проверок, дискуссий, каких-то ошибок, иногда очень неприятных ошибок.

- Кто ваш читатель? Кому может быть интересно такое специфическое издание?

- В первую очередь, другим преподавателям. Мы не хотим, чтобы все школы были такими как МАРШ. Но мы предлагаем всем, кто находится в архитектурном образовании — и преподавателям, и студентам — подумать над вопросами, которые нам кажутся важными. Любой читатель сборника может по прочтении сказать: «Я не согласен и буду следовать своим путем». Но тогда он должен ответить на вопрос — а что это за путь. Человек, который не согласен с нашим мнением, может сформулировать свое. Второй год подряд проходит конференция «Открытый город», посвященная архитектурному образованию. И там ведутся разговоры о рынке, потребностях девелоперов и города, работодателей и т.п. Все, что угодно мы слышим в разговоре о том, как преподавать архитектуру — кроме разговора о том, что такое архитектура сегодня.  А вот с нашей точки зрения, этот вопрос и является самым важным.

- И какой у вас ответ?

- У нас их даже довольно много: каждая студия — это ответ, каждый проект студента — это ответ. Хочу вернуться к началу нашего разговора, к тому, что архитектура перестала быть интересной. В этом большая вина самих архитекторов. Но, возможно, их это устраивает: работа-то есть. Одна проблема — здания становятся все хуже.

- Быть может, и это не проблема, если потребителя, горожанина все устраивает?

- Горожанин просто не видит связи между тем, в какого качества доме он живет, тем, как выглядит улица или площадь, по которой он идет, и тем, что находится внутри архитектуры как интеллектуальной и культурной деятельности. Эта связь не очевидна и горожанин не обязан ее прослеживать, но она есть, и таких связей даже много. МАРШ озабочен одной из таких связей.

- Как ее можно было бы описать?

- Приведу пример. В этом году Притцкеровскую премию получили каталонские RCR Arquitectes. Это архитектура, которая очень близка МАРШ, для нее самым важным является контакт человека как конкретного тела и духа с конкретным зданием, до которого можно дотронуться рукой. Реакция части профессионального сообщества на этот выбор была очень интересной. Довольно многие пытаются увидеть в решениях жюри какие-то тренды: «Сейчас в архитектуре стало важным то или это». Такие интерпретаторы оказались в довольно сложной ситуации — лауреаты не показались им особо интересными. Патрик Шумахер даже высказался в том смысле, что если Притцкер теперь берется отмечать всех хороших архитекторов, то надо подумать об еще какой-то премии, которая теперь будет отмечать все-таки самых лучших и указывать, где находится передний край профессии.

Я бы сказал, что эта идея важности и стремление установить иерархию по-человечески понятны, но не выдерживают проверки реальностью. Сегодня в мире делается много очень разной архитектуры. И она вся нужна. Нам нужна архитектура, которая решает социальные проблемы, потому что огромное количество людей в мире живет без крыши над головой. Нам нужна иконическая архитектура, потому что мы живем в глобальном мире, в мире медиа. И нам нужны люди, которые и создают такую архитектуру, которую можно и важно потрогать, почувствовать — и испытать удовольствие.

Хорошо бы, если бы в следующем году такой архитектуры стало больше, а голос таких не очень понятных пока архитекторов стал слышен лучше, чем в предыдущие годы.

Еще по теме:

Urban Talk

СПб// Показ и обсуждение документального фильма «Новгородский космический корабль»

«Современный город вынуждает собственника что-то делать со своими объектами и землями»

Колумнисты

Архитектор и дизайнер Настя Колчина: «быть» - важнее, чем «казаться»

Каким мне запомнился 2017 и куда дальше?

Оставить комментарий