Григорий Ревзин: "Роптать — не строить".

 

Все идеи наших прославленных архитекторов — это середина 1990-х годов, с тех пор они не родили ничего нового и интересного. Ушел Лужков, с которым боролись все эти замечательные люди. Система меняется, казалось бы, давайте, сделайте что-нибудь. Нет, их всех потянуло в генералы

Григорий Ревзин

С момента назначения нового главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова прошло три недели. Все это время мне звонили друзья и знакомые и предлагали сначала осудить это назначение, поскольку не было конкурса, а потом, раз уж назначили, написать, что нужно создать градостроительный совет с их участием и они бы все решали, а главный архитектор был бы чиновником, который эти решения проводил в жизнь. И даже возникла такая гениальная идея, чтобы создать институт "магистральных" архитекторов, которые курировали бы тот или иной район Москвы, отвечали за его состояние, из них бы как раз и состоял этот совет старейшин, возможно, с добавлением еще кого-нибудь. Сейчас такая ситуация, объясняли мне, что у наших наиболее замечательных архитекторов практически нет заказов и было бы правильным использовать их силы на благо города. 
 

Я всегда сочувствовал нашим замечательным архитекторам, мне всегда хотелось, чтобы они что-нибудь такое построили. Но идея кажется мне абсурдной. Ведь не совсем понятно, почему наиболее замечательными являются те, у которых нет работы. И почему если ее у них нет, надо исправить их положение путем передачи им в кормление куска города? Есть в этом какой-то феодальный флер. 
 

Я даже удивлялся, что они обращаются с этими идеями ко мне, не сомневаясь в том, что свободная пресса поддержит их в благородном стремлении войти в хлебную должность. Но по некотором размышлении понял, что они имеют на это право. Дело в том, что я лично, как и вся архитектурная пресса, все лужковское время называли их звездами. Мы придумали, что есть примерно 15 человек, которые у нас звезды, и в течение доброго десятка лет повторяли их имена, писали про них статьи, устраивали выставки, словом, всячески их продвигали. 
 

Нам, следует признать честно, никто не поверил. Российское общество не знает своих архитекторов, не считает их национальным достоянием и не бережет — их невозможно сопоставить с писателями, актерами, режиссерами и т.д. И у них действительно сейчас нет работы, что отчасти объясняется плачевным состоянием города, получившимся в результате их предшествующей работы. Они, правда, справедливо говорят, что во всем виноват Лужков, но люди как-то не верят, что они совсем ни при чем. 
 

То есть никто не поверил, что они звезды, кроме них самих. Они несколько простодушно так себя теперь и аттестуют. Это неожиданное и неприятное явление. Я прошу рассматривать этот текст как покаяние архитектурного критика и хотел бы объясниться. 
 

Однажды в конце 1990-х я брал интервью у Владимира Ресина. "Кто из наших архитекторов вам нравится?" — спросил я его. "У меня много любимых архитекторов,— начал он и одновременно обратился к секретарю,— передайте мне, пожалуйста, телефонную книгу. Так, значит, председатель Москомархитектуры, первый заместитель председателя Москомархитектуры, просто заместитель председателя — нет, этих, пожалуй, не стоит, теперь, президент Союза архитекторов РФ, президент московского союза архитекторов, а нет, он уже покойный, да, еще президент Академии архитектуры РФ — вам достаточно?" 
 

Мне показалось не совсем верным, когда любовь к архитектору определяется его должностью. Это не технологично, потому что если Владимир Ресин как первый заместитель председателя московского правительства мог ограничиться любовью ко всем вплоть до первого заместителя, то более мелкий клерк из его офиса должен был отличаться любвеобильностью немыслимой, поскольку должен был любить не только все начальство, но и всех рядовых архитектурных клерков равного с ним административного достоинства. Через это море привязанностей не пробьешься. Надо было продвигать тех, которые не входят в должность. А в этот момент западная архитектура стала перестраиваться по законам шоу-бизнеса, и возник институт звезд (теперь она перестраивается в обратную сторону). Норман Фостер, Ричард Роджерс, Ренцо Пьяно, Даниэль Либескинд, Фрэнк Гери, Заха Хадид и еще человек десять стали называться звездами, возникла индустрия звездных проектов, и все это работало как раз с помощью прессы. И мы решили, что Андрей Боков, Сергей Скуратов, Борис Левянт, Михаил Хазанов, Александр Скокан и еще десяток человек — это наши звезды, не хуже западных. 
 

Было, однако, отличие. Дело в том, что западные звезды как подорванные участвовали в конкурсах. Они их все время выигрывали. То есть они их на самом деле все время проигрывали, они делали по 30 конкурсных проектов в год, выигрывал каждый десятый, но три звездных проекта в год — это много, и они все время были на слуху. 
 

Наши ни в каких конкурсах не участвовали, потому что конкурсов не было. Они просто были звездами, потому что нам надо было объяснить, почему они хорошие. И у нас при Лужкове было две архитектуры — чиновничья и звездная. Одну мы ругали, другую возносили до небес. Не то чтобы было вовсе не за что. Это действительно хорошие архитекторы. Но знаете, это ведь не только в учебниках пишут, что конкуренция — инструмент, который заставляет людей развиваться. Западные звезды выдавали новые идеи, писали манифесты, читали лекции, делали потрясающие выставки, выпускали монографии, преподавали, словом, вертелись как могли. Наши звезды ничего такого не делали. Я недавно перечитывал свои статьи 15-летней давности о своих друзьях и знакомых и с ужасом понял, что мне нечего к ним добавить. Все идеи наших прославленных архитекторов — это середина 1990-х годов, с тех пор они не родили ничего нового и интересного, они просто повторяли себя, причем нельзя сказать, чтобы с большим успехом. И я должен честно сказать — они, конечно, звезды, но не на небе, а в московском планетарии, который они перестроили не самым выдающимся образом. 
 

Их деятельность, несомненно, была более или менее героической. На фоне чиновничьей лужковской архитектуры они делали проекты и даже строили дома, соответствующие современному европейскому уровню, и для Москвы это был прорыв. Но надо понимать — это был именно средний европейский уровень. В Германии или Франции, Италии или Голландии, да ладно, в Польше или Латвии архитекторов такого уровня не 15 и даже не 1500, а 15 тысяч. И это из 15 тысяч получается 15 звезд путем бесконечных конкурсов. А у нас как было 15 человек, так и осталось, и расти им было некуда и не за чем. 
 

Конечно, тут важна точка отсчета. Если считать от позднесоветского времени, то они совершили колоссальный прорыв — на месте индустрии по производству типовых домов и мраморной слизи обкомов они создали современную архитектуру. Если считать по гамбургскому счету, то это провал. У нас было 15 лет строительного бума, безумное количество денег и задача реконструкции Москвы, более масштабная, чем реконструкция Берлина после объединения Германий, Барселоны, Лондона, которые произошли одновременно с нами. Москва могла стать центром мировой архитектуры — и не стала. Мы не можем предъявить ни одного здания, которое выходило бы за пределы местной достопримечательности, и то это достопримечательности, которых никто не знает. 
 

Ну ладно, это история, а я про сегодняшний день. Ушел Лужков, с которым боролись все эти замечательные люди. Система архитектурного управления городом продержалась еще два года, теперь она меняется. Казалось бы, давайте, сделайте что-нибудь. Нет, их всех потянуло в генералы. Нет, ну правда, они были звезды, а еще были чиновники, чиновников теперь сняли, хочется занять их места. Эй, опомнитесь! Что вы делаете? 
 

Вы просидели три года кризиса и не родили ничего. Я понимаю, пока был строительный бум, было не до идей, надо было деньги зарабатывать, но вам уже три года нечего делать. Хотя бы какая-нибудь идея новая, исследование, может быть, замысел какой-нибудь, знаете, манифест. Ну хоть МАРХИ бы реформировали, что ли. Нет, у нас за все про все есть только институт Стрелка, который живет иждивением господ Мамута и Адоньева, и там один русский архитектор — Юра Григорян. А все остальные сидят и ждут, когда уже придет курьер с высочайшим повелением о назначении их на должность. И даже какое-то нетерпение наметилось, и просят через прессу поторопить начальство, что, дескать, как-то они заждались уже, пожалуй. 
 

Вот тут у нас был случай, что Дмитрий Медведев взял и расширил Москву. Профессиональная общественность извелась филиппиками, что он ее расширил не туда, не так, непродуманно, непрофессионально и бессмысленно. Что никто из профессионалов на эту тему не думал. О`кей, я согласен, не думал. Вопрос — а почему ж? Вот вы три года сидели, вам нечего было делать, вы у нас звезды, елки-палки, ну создали бы какой-то план, что делать с Москвой! Ну правда, так часто в мире бывает, что звезды что-то такое делают, а не просто светят. А потом этот звездный продукт подхватывают партии, президенты или чего в какой стране есть. Если вы создадите мечту, то президент и будет ее мечтать, а если нет, он будет мечтать самостоятельно какую-нибудь глупость. 
 

Вы не создали. Вы сидели и ждали, пока вам это закажут, попросту говоря, ждали денег и обиделись, когда не заказали. Так это не борьба за профессионализм решений, а борьба за бабки. Ну тут бывает, что и пролетишь мимо кассы. Прискорбно, но как пролетел, так уж дальше крыльями махать нечего. Я вам скажу страшную вещь — я не понимаю, зачем нужны выборы главного архитектора. Потому что одно дело — честные демократические выборы власти, а другое — выборы предводителя дворянства. Наши архитекторы ощущают себя персонами, обойденными государем выдачей благ по заслугам, и хотят выбрать себе предводителя, который бы отстаивал их интересы у кассы. Это важный и нужный предводитель, но никак не городской чиновник. Я бы даже сказал, что с точки зрения управления городом такой человек может быть довольно неприятным, пусть и при отменных душевных качествах. 
 

И я не понимаю, зачем нам градостроительный совет. При Лужкове это был важный институт лоббирования, потому что одни члены градостроительного совета могли протащить через него одни проекты в обмен на то, что позволяют протащить другие проекты другим членам совета. Это резко улучшало благосостояние всех введенных в должность лиц. В результате получилась та Москва, какую мы имеем. Вы хотите это воспроизвести? Чтобы что? 
 

Нужны конкурсы, и не надо постоянного совета, нужны жюри на каждый конкурс, а аппарат главного архитектора должен готовить конкурсную документацию и следить, чтобы все было честно. Иначе главный архитектор всегда будет выполнять функцию уездного предводителя команчей, а наши звезды — функцию видных команчей при предводителе. Виктор Черномырдин когда-то заметил, что какую бы партию мы ни строили, у нас получается КПСС. Я хочу сказать, что какое бы общественное бурление у нас ни возникало, оно норовит превратиться в боярскую думу. Мне кажется странным поддерживать боярскую думу. Я убежден, что это глубоко архаичный институт, который нуждается не в обновлении путем кооптации новых бояр, а в отмене к чертовой матери.

Подробнее: http://kommersant.ru/doc/2010085

 

Наш ответ Григорию Ревзину: