Никита Токарев: «Благодаря МАРШ в архитектуру могут попасть совершенно разные люди»

Никита Владимирович, в чем специфика архитектурного образования? Можно ли человека научить быть архитектором? Или же у него уже должен быть набор сформированных навыков и талантов?

Вы начали с самого фундаментального вопроса. С моей точки зрения, ничему нельзя научить, можно только научиться. Мы в МАРШ думаем не только о профессиональных навыках, которые, конечно, нужны, а о том, как пробудить интерес к архитектуре, чтобы человек в дальнейшем хотел постоянно учиться сам. Если удается запустить механизм самообразования, то половина нашей задачи уже выполнена. И если даже студент что-то не добрал в процессе учебы, то будучи способным самообразовываться, он будет знать, где и как искать информацию, как ее обрабатывать, как анализировать. Это задача любого образования – показать, что учеба увлекательна и необходима, что она не заканчивается с получением диплома.

Если говорить об образовании архитектора, то мы больше всего беспокоимся о трех вещах. Во-первых, надо научить будущего архитектора думать, то есть видеть реальность вокруг себя, понимать, с какой задачей он имеет дело, какую проблему решает его проект. Второе – архитектор должен чувствовать контекст, в котором он находится и работает, чувствовать место, в котором появляется его архитектура, чувствовать, как люди в ней будут себя ощущать, уметь себя поставить на место потребителя. Третье – надо осознавать ответственность за то, что ты делаешь. Не только перед заказчиком, но и перед нынешними и будущими поколениями. Здания будут стоять дольше, чем длится наша жизнь, поэтому нужна ответственность в том числе и перед историческим и культурным наследием, перед окружающей средой.

Современная российская архитектура часто демонстрирует отсутствие этих трех принципов – размышления, чувствования, ответственности. Надо обладать базовыми знаниями и умениями: уметь чертить, рисовать, макетировать, - но все это мимо, впустую, если нет трех оснований для того, чтобы заниматься профессией.

Есть несколько искусственное, но очень популярное и удобное деление людей на гуманитариев и «технарей». Такой подход можно применить и к будущим архитекторам. Имеет ли смысл уже на ранних этапах отделять архитекторов-инженеров, полностью уходящих в технические детали проектов, от архитекторов-теоретиков?

Я так не думаю. Образование должно быть универсальным, потому что далеко не всегда студент может осознать свои способности и устремления, и даже преподаватель не сразу их обнаружит. Довольно средние студенты иногда становятся замечательными архитекторами, а те, кто прилежно и хорошо учился, - не всегда достигают высот в профессии.

Для нас архитектура – это, прежде всего, гуманитарная дисциплина, потому что она обращена к человеку. Архитектура не техническое умение складывать детали здания, и даже не художественная практика, поскольку архитектор больше чем художник - у него гораздо больше ответственности.

Архитектор работает с людьми и их потребностями, а значит, должен иметь представления о философии, о социологии, о поведении людей. На этом фундаменте архитектура и строится. Поэтому в нашем курсе силен гуманитарный компонент.

Мы требуем от наших студентов много читать, много писать, формулировать свои мысли. Студенты обязательно пишут эссе. Почему эссе? Эта форма письменного упражнения требует собственной позиции, в отличие, например, от реферата. Сергей Ситар у нас ведет курс по основам философии и о ее связи с архитектурой. Оксана Саркисян (независимый куратор, арт-критик - Прим. редакции) читает курс про современное искусство и место архитектуры в ряду художественных практик, Александр Острогорский и Мария Фадеева – про средства и методы коммуникации. Жалко, что архитектурное образование в России гуманитарного компонента во многом лишено. Например, до сих пор нет обязательного списка книг, которые должен прочесть архитектор.

Именно гуманитарная база позволяет архитектору легко переходить в смежные специальности. Она дает навык общения с заказчиками, с публикой, с властями, понимание, к какой аудитории обращаемся, какие средства коммуникации для этой аудитории выбираем. Еще студенты получают навыки лидерства в проектной команде. В общем, это все не высокие слова и цели, а ежедневная практика современной архитектуры, которая становится междисциплинарной. Архитектор в России часто замкнут внутри профессионального мира. И что удивляться, если архитектурную повестку дня формируют журналисты, политики, чиновники, а не архитекторы. Не спрашивая нашего мнения, кто-то, к примеру, говорит, что сегодня будем заботиться о велодорожках, а завтра строить кварталы, а не микрорайоны. Мы пытаемся расшатать эту ситуацию.

Каким образом?

Давая гуманитарную подготовку нашим студентам. Стараясь всеми силами ввести междисциплинарность. Приглашая в школу самых разных людей: философов, художников, инженеров. Мы расширяем горизонты архитектуры в надежде, что студент с такой подготовкой сможет иначе себя поставить в обществе.

Это как-то связано с авторитарным стилем управления, когда архитекторы – обслуживающая прослойка? И по большей части чиновники требуют от них: «А дайте мне картиночку!»

Требуют, конечно. Но часто так происходит потому, что архитекторы не могут предложить ничего другого. Они сами себя ощущают в России «авторами картинок». Если научиться говорить с чиновником на его языке, например, на языке избирательной кампании, на языке бюджетов и финансов, то все будет иначе. Сказать, предположим: «Иван Иванович, погоди про картиночку. Сколько налогов придет в бюджет, если вот этот квартал будет перестроен?» Иван Иванович сразу начинает думать о чем-то другом: «Ага, сейчас бюджет получает миллион рублей налогов в год, так... мы переделаем квартал – будет получать 10 миллионов». Он сразу забывает про картинку! И тут архитектор говорит, что мы приведем сюда новые функции, здесь будет больше арендаторов, можно приподнять ставку аренды, – совершенно другое направление разговора. Тогда картинка будет только подтверждением сказанного.

С каждым нужно говорить на понятном ему языке. В МАРШ есть курс технологий материалов и конструкций, его создатель Петр Тарчиньский сказал, что цель его курса – научить студента задавать правильные вопросы инженеру, а не самому знать все конструкции и расчеты. Это же снова про язык, про коммуникацию: задавать правильные вопросы и понимать, что тебе ответили, разговаривать с инженерами не языком картинки, а языком разрезов.

В архитектурной журналистике муссируется тема незнания молодыми архитекторами вопросов технологий и инженерии. И все же архитектор должен быть, в первую очередь, связующим звеном между заказчиками, инженерами и так далее?

Если говорить о месте архитектора в проектном процессе, думаю, что он имеет право претендовать на роль такого координатора в силу универсального образования. Поскольку сетевая форма работы применяется все больше и больше, то роль координатора возрастает невероятно. Почему архитектор в этой роли хорош? Потому что все данные от инженеров, финансистов, экологов и других специалистов интегрируются в форму, все они отражаются на здании – становится оно уже, выше или шире. А форма находится в руках архитектора. Все изменения не напрямую друг на друга влияют, а через форму здания.

Как соотносятся практический и теоретический курсы в МАРШ?

Например, при подготовке дипломной работы студенты применяют интегрированный подход, который в других учебных заведениях задействован слабо. Во-первых, помимо проекта с чертежами студент сдает дневник проектирования. Мы обязываем студентов внимательно относиться к процессу, думать о том, как они работают, вносить в дневник все свои мысли, озарения. Встретился с инженером – запиши, что вы обсудили, прочитал книгу – запиши самую важную цитату, шел по городу, увидел здание – сфотографируй, вложи фотографию в дневник. Таким образом мы всегда можем вернуться к первоначальным идеям, можем понять, откуда и что берется. Кроме дневника пишется обширная пояснительная записка, в которой дается обоснование проектным решениям, описывается контекст, расположение здания, какие задачи оно решает. Часто получается довольно толстая брошюра. Я считаю, что все это прямая интеграция гуманитарного подхода в проектную деятельность. Мало придумать дом, надо еще ясно понимать, почему он такой, что мы хотим этим сказать, для кого он, есть ли у него аналоги или прототипы и так далее.

Молодые архитекторы иногда просто не умеют формулировать свои мысли.

Да, в нашем традиционном архитектурном образовании нет такой дисциплины – учить защищать свои идеи. Первый раз студент выходит на публику обычно на защите диплома. Для него это невероятный стресс, потому что не было никакой тренировки прежде.

Многие молодые архитекторы говорят, что им всегда не хватало практики, и стажировки давали гораздо больше, чем обучение как таковое. Может быть, институциональное образование действительно не успевает за развитием современных тенденций?

Это отчасти справедливо. Я не уверен, что образование когда-либо будет в состоянии за практикой поспеть. Но замечу, образование готовит не только к завтрашней работе, но и к тому, с чем придется иметь дело и через 5, и через 10 лет. Неправильно обучать только избранному пакету программ, которые нынче в моде. Каким-то вещам можно научиться только на практике, и не стоит заталкивать их в рамки образования.

Как мы стараемся преодолеть этот разрыв? Все наши преподаватели – практикующие архитекторы, то есть, работая в школе, они приносят те задачи, проблемы, методы, с которыми они имеют дело в своей работе. Это же касается преподавания инженерных дисциплин. Мы сотрудничаем с крупными инженерными компаниями Arup и Werner Sobek, которые разработали собственные курсы, позволяющие студентам сразу же входить в курс дела и общаться с признанными специалистами.

Образование никогда не сможет слиться с практикой, это и не нужно, но приблизиться, насколько это возможно, должно. Образование ведь затеяно, повторюсь, не ради сиюминутной отдачи, оно закладывает фундамент нашей деятельности надолго вперед. Что пригодится завтра? Это самый интересный вопрос, ведь будущее непредсказуемо. Но мы все время думаем над ним.

Так удалось ли в МАРШ создать гибкую структуру, способную эффективно отвечать на вызовы времени?

Как минимум система проектных студий может, с нашей точки зрения, быстро реагировать на практические запросы. У нас нет раз и навсегда установленного перечня заданий. Каждый семестр приходит новый преподаватель с собственной темой, выбор которой мы не ограничиваем. Руководители студий самостоятельно решают, какой проблеме посвятить процесс обучения. Например, с Владимиром Плоткиным студенты могут исследовать, как жилье реагирует на меняющиеся потребности семьи, а с Антоном Мосиным они могут заниматься вопросом выражения политики через архитектуру. Совершенно разные формулировки задач могут быть – от абстрактных до сугубо практических. Через индивидуальные программы мы можем реагировать на потребности сегодняшнего дня. Преподаватели-практики знают, что сегодня актуально. При этом студенты сами выбирают, к какому преподавателю идти.

Преподавателям такая система интересна?

Конечно! Например, Сергей Чобан, который вел дипломную студию два года назад, признавался, что он за свои проекты в SPEECH так не волновался, как за студенческие. У преподавателей здесь есть творческая свобода. В повседневной деятельности всего не спроектируешь, но можно идеи принести в школу, проработать их со студентами.

Вы следите за профессиональной судьбой своих выпускников?

Мы стараемся поддерживать с ними постоянный контакт. К счастью, по результатам наших опросов почти все они работают по специальности. Многие работают в компания своих бывших преподавателей. Если студент проработал с преподавателем полгода – год, то у него было время показать себя с лучшей стороны. Мы и самих выпускников активно вовлекаем в преподавательскую деятельность. Это важно для создания преемственности, чтобы механизм воспроизводства архитекторов работал.

Еще мы планируем организовать клуб выпускников, чтобы регулярно их собирать, обмениваться опытом, узнавать истории успеха. У нас уже был похожий проект – «Я делаю/I do», серия дискуссий с молодыми архитекторами-практиками. И мы, конечно, хотим, чтобы клуб выпускников объединял не только наших выпускников, но и молодых архитекторов вообще. А пока, надеюсь, со второго семестра заработает школьный информационный портал, что-то вроде внутренней социальной сети.

А сколько сейчас студентов учится в МАРШ? Наверно, большинство из них девушки?

У нас 90 бакалавров и магистров. И мы поддерживаем гендерный баланс: девушки преобладают, но ненамного - необходимо, чтобы химия возникала внутри групп. Важно еще сказать, что у нас много студентов из регионов – около половины. Мы с большой радостью и удивлением осознали, что являемся школой всероссийского масштаба.

А еще у нас нет ограничений по возрасту. Даже в бакалавриат идут дипломированные специалисты, люди с большим опытом работы. Благодаря МАРШ в архитектуру могут попасть совершенно разные люди. Для нас это открытие и одновременно вызов.    

Официальный сайт Московской архитектурной школы (МАРШ).

Фотографии: Александра Голикова

Еще по теме:

Архитекторы

В Москве на заводе «Кристалл» открылся первый проворкинг.

UNK project - победитель конкурса на разработку архитектурной концепции Павильона атомной энергии на ВДНХ.

Образование

Зимние каникулы: интенсивы в МАРШ, экскурсии в Третьяковке и др.

Что такое тренды в дизайне, откуда они берутся и как их распознать? Субъективный выбор, объективный анализ.

Оставить комментарий