Подписка на новости
Клубный поселок «Конаково Ривер Клаб», расположившийся на берегу Волги в Тверской области, - явление уникальное по многим причинам. Во-первых, это место первоклассного активного отдыха с максимально развитой инфраструктурой. Во-вторых, поселок органично объединяет гостиничный комплекс и жилые кварталы. В-третьих, он запоминается оригинальным и даже экстравагантным видом построек, которые все вместе олицетворяют архитектурный манифест, идейным наполнением и реализацией которого занимались архитекторы Алексей Розенберг и Петр Костелов. Команда ARCHiPEOPLE вместе с руководством представительства компании Biofa в России встретились с Алексеем Розенбергом, чтобы понять, чем же так уникален и привлекателен «Конаково Ривер Клаб» и какие тайны хранит его архитектура.
25.01.2016, 17:01 | Автор: Людмила Малкис, Андрей Кановка
Алексей, как Вы были вовлечены в проект «Конаково Ривер Клаб»?
Алексей Розенберг (далее - А.Р.) Любому архитектору интересно создать такой объект как поселок, где он решает комплексную задачу: занимается и средой, и объемным проектированием.
Всем известен пример поселка «Пирогово», где нашлось место объектам Тотана Кузембаева, Александра Бродского и других наших известных архитекторов. Все эти объекты интересны сами по себе, но «Пирогово» особенно ценно именно целостным подходом к созданию среды, а затем уже ее наполнением.
Вот и мы около 10 лет назад с большим воодушевлением взялись за проектирование «Конаково Ривер Клаб». Понятно, что основные идеи закладывались здесь именно на начальном этапе, и мы старались, чтобы они были наполнены культурологическим подтекстом. По крайней мере, такая заявка имела место.
Людмила Малкис (Л.М.) И как эта заявка звучит?
А.Р. За точку отсчета мы приняли русское аналитическое искусство. Что является русской архитектурой? Что для нас родней и ближе? Конечно, конструктивизм, который, в свою очередь, вышел из русского аналитического искусства. Если посмотреть на некоторые пейзажи Малевича глазами архитектора, то можно увидеть, что он заложил в них пространственные коды, что любой объект у него – это символ объекта, то есть дом трактован как идея дома, некий универсальный дом. Далее мы в каком-то смысле переносили пейзажи Малевича, его пространственные коды на местность, то есть на конаковские поля.
Казимир Малевич. Пейзаж с белым домом. 1929 г.
Да, кстати, и генплан поселка чем-то похож на супрематическую картину…
В поселке есть главный центр – гостиница. Легкой невысокой оболочкой ее окружает блок построек: таунхаусов и отдельных домов, сдаваемых в аренду. Все эти постройки достались нам в виде готовых объемов, и мы занимались переосмыслением их фасадов.
А дальше за этим блоком мы реализовали свой сценарий: поместили несколько групп по 5-6 домов. Внутри каждой группы дома неодинаковы, но подобны самим себе, и каждая группа домов обладает собственным художественным и визуальным посылом, в котором есть и некая литературная подоплека.
Первая группа домов называется «Свитчеры». Они буквальная цитата из Малевича. Эти объекты состоят из двух частей, двух башен – меньшей и большей, двух супрематических форм. Под определением «супрематический» в данном случае я имею в виду все ту же форму как идею, форму как символ чего-либо. То есть форма башен такова, что если ребенку скажут: «Нарисуй башню», - то он нарисует примерно такую. Чтобы сделать эту цитату еще более выразительной, мы устроили серьезную манипуляцию с масштабом: башня трехэтажная, но благодаря ее окнам трехметровой высоты ее размер не считывается, башня кажется маленькой. Пока вы не зафиксируете свое внимание на высоте дверного проема, вы не поймете, что дом большой. Благодаря всем этим манипуляциям и приемам дом воспринимается как символ, но он совершенно реален и функционален.
Свитчеры.
И это только верхний слой идей, заложенных в группу домов «Свитчеры». Их еще как минимум два. Литературная подоплека «Свитчеров» - это такая городская стена, которая отделяет общественную зону поселка (с гостиницей и домами в аренду) от приватной зоны (с частными домами и участками). Эту «стену» отовсюду видно, а от нее видно широкую Волгу.
И еще один слой – манипуляции внутри группы. Дома однотипные, но все разные, что достигается комбинированием узлов и объемов, а также цветовым решением. Сообразно своей разности дома немного иначе размещены на участках. Все вместе это дает ощущение целостности и законченности группы.
Следующая группа – «Риверы», это сдвоенные дома с двускатными крышами, напоминающими зубцы. «Риверы» тоже как будто сложены из супрематических форм, взятых на сей раз из творчества немецкого художника Пауля Клее. Здесь мир состоит из форм, которые образуют друг друга. Двойной зубец крыши вырезает такую же зубчатую, зеркально отраженную форму на небе, очень упрощенную, сигнальную, но тем самым абсолютную.
Еще немного дальше расположены дома «Депо». Они похожи на ангары с башнями и больше всего понравятся тем, кто любит тусовки и большие компании.
В принципе, у нас есть сценарии использования для всех типов домов.
Ривер.
Депо.
Если вернуться к аналитическому искусству, которое лежит в основе всех архитектурных решений в этом поселке, то главное, что мы от него взяли – понимание способа организации пространства. Как организовать мир, пребывающий в хаосе? Что является первым сильным жестом, привносящим порядок? Простое деление на две части.
Разделили так, что одна часть больше, а другая – меньше, – появилась драматургия. Большая часть побеждает маленькую, маленькая сопротивляется до бесконечности. Но можно попытаться найти баланс, и тогда возникнет гармония. Но деление может возникнуть и по сложной форме – форма делает форму до бесконечности.
И получается, что формы не могут существовать друг без друга, потому что они образуют друг друга. Этот принцип деления присутствует практически в каждой группе домов. «Свитчер» разделен на две башни – короткую толстую и высокую узкую. «Ривер» - два одинаковых объема, прижатых к друг другу. «Депо» - это два параллелепипеда, один лежит под сферической крышей, другой торчит в виде башни.
В языке архитектуры зашифровано много важной полезной информации для жизни, но считывают ее единицы. Потребителей архитектуры в России и за рубежом очень мало. Впрочем, и донести эту информацию не всегда удается. Вот и в Конаково сейчас не все читается так, как планировалось, – какие-то дома стоят необжитыми, какие-то построены по другим проектам. Мы пытались, ссылаясь на озвученные мной принципы, обнажить и показать основополагающие формы. Думаю, об этом надо говорить, разносить эти мысли среди потребителей.
Л.М. Но их природа такова, что они не разносятся. Почему?
А.Р. Такое глубинное понимание архитектуры, конечно, не может быть общим местом, это тайное знание, доступное немногим. Мне самому очень повезло. Во время учебы я познакомился с Хальфиным, некогда бывшим главным архитектором ведущего проектного института Алма-Аты, который еще в советское время неожиданно все бросил, чтобы всерьез заняться живописью. Он входил в круг Павла Зальцмана, который был одним из 12 учеников Павла Филонова. Их умозаключения об аналитическом искусстве очень интересны, но большинству порой кажутся абсурдными. Почитайте, например, работы Михаила Матюшина, в них обнаруживается многое, что иначе как магия восприниматься не может.
Но иногда абстракции легко входят в обычную жизнь. Например, творчество Пита Мондриана нашло прямое воплощение в декоративном искусстве, понравилось и стало понятным самым широким кругам. По поводу же Малевича надо сказать, что он обладал действительно высоким знанием. Не каждый готов рассуждать об этом. Чем он занимался? Абсолютный космос, векторные силы, которые сами себя уравновешивают… Он, по сути, был пророком. Многие исследователи его творчества считают, что в какой-то момент он добрался до таких истин, что просто испугался и в результате вернулся к фигуративной живописи.
Л.М. Так какая же магия в Конаково?
А.Р. Я скажу какая! Приходят покупатели и говорят: «Какая ужасная и пугающая архитектура!»
Л.М. Нас интересует тот небольшой процент, который восторгается ею. Такие люди есть?
А.Р. Конечно. В итоге, даже те, кому там не нравится, дома покупают. Или вот купили дома «Скания», но «скандинавский» дизайн показался слишком жестким. В этих домах окна до пола, двойной фасад с буферным пространством… покупатели их убрали, сделали небольшие окошки и сказали, что теперь стало лучше. А потом, пожив здесь, они неожиданно решили построить что-нибудь новое, совсем другое, ни на что не похожее. То есть они поняли общую тему. В какой-то момент наши интересы стали пересекаться.
Андрей Кановка (А.К.) А какой Вы бы выбрали дом в Конаково для себя?
А.Р. Скорее всего, «Астон». Он напоминает деревянный куб, упакованный в металлический каркас.
Астон.
Елена Черницина (обращается к Марине Вязанкиной). А у Вас какое было впечатление после посещения Конаково?
Марина Вязанкина (М.В.) Мы были очень удивлены! В октябре мы ездили в Конаково на симпозиум по скульптуре из дерева на тему «Между небом и землей». Надо было проконтролировать процесс покраски скульптур нашей продукцией в экстремальных условиях. Конечно, нам было интересно еще и то, как выбирались цветовые схемы для домов.
А.Р. Я недавно заметил, что краску на деревянных конструкциях просто выбивает. Что с этим делать? Можно, конечно, превратить это в эстетику: пусть краска сходит, пусть дерево сереет. С другой стороны, это ведь все зашивка. Можно обратиться к японской практике, когда износившиеся элементы зданий заменяют новыми. Все древние храмы там не древние. Они считают, что главное идея, а не материал.
М.В. Мы подобными вопросами тоже озадачены. Необходимо технологическое исследование – и решение найдется. Мы заметили, что из-за близости Волги осенью ветер в той местности пронизывающий и сильный. Чтобы фасады домов не портились, надо использовать хорошую систему тонкослойных продуктов. Есть такой принцип: чем тоньше слой и чем этих слоев больше, тем защитное покрытие устойчивей. Кстати, почему оконные рамы у домов «Марвел» разных цветов?
А.Р. Планировки других домов разные, а у «Марвел» они все одинаковые. Чтобы привнести разнообразие, мы решили сделать в каждом доме интерьер своего цвета. Оконные рамы сигнализируют, какой цвет преобладает в интерьере конкретного помещения дома.
Марвел.
Л.М. Человек, далекий от всего, чем Вы живете и что Вас вдохновляет, попадая в новую для себя среду, каким-то образом меняется? Что с ним происходит?
А.Р. Мы хотели привести в Конаково творческих людей, наших знакомых, а они бы подтянули своих друзей, круг бы расширился, наши идеи постепенно начали бы распространяться, их начали бы понимать. Понимать не буквально: ведь не нужно говорить – «ах, как красиво здесь все зашифровано!» – это должно просто нравиться, должно быть модным и актуальным. Мне, например, безумно нравятся грязно-зеленый и грязно-коричневый цвета, и когда на них падает солнце, а от них – такого же оттенка тень, я чувствую особую гармонию. Здесь могут быть какие угодно ассоциации.
А.К. Так творческие люди пришли?
А.Р. Марк Каганский, идейный вдохновитель и ключевой инвестор проекта, многое сделал для этого: привлек сообщество художников, организовал «Детское Архстояние».
Л.М. Правда, что никто поначалу не покупал дома? Когда же и почему стали покупать?
Е.Ч. Во-первых, изменился стиль жизни. Во-вторых, в Конаково собрались социально-активные люди. Приезжая сюда, вы чувствуете, что приехали домой. Все друг друга знают, все друг с другом общаются. Люди объединяются по интересам: кто-то любит рыбалку или кайтсерфинг – пожалуйста, есть река, кому-то нравится ездить на квадроциклах – вот есть лес. И сейчас архитектуру поселка принимают как данность. Дома выглядят непривычно, но внутри они уютные и комфортные.
А.Р. Сейчас строится группа «Эко-домов», которую мы разработали, чтобы сделать Конаково более доступным с точки зрения финансовых вложений. Мы сделали проект небольших деревянных построек, которые смогут позволить себе молодые пары. Обратите внимание на их название. Конечно, мы заботимся об экологичности строительства.
М.В. Для нас это тоже важно. Мы предлагаем линейки продуктов, которые натуральны на 100 %, что подтверждено большим количеством тестов и независимых экспертиз. Мы полностью декларируем их состав. Очень мало производителей так делают. Только на продуктах питания обязательно указание точного состава, а на красках – нет.
Л.М. Когда сложилось ядро активных жителей?
Е.Ч. В последние два года, когда заработал основной объект – гостиница, где постоянно проходят мероприятия. И люди, которые едут, может и нехотя, за 150 километров от Москвы, увидев замечательную архитектуру, снова возвращаются. Главное, что помимо необычной обстановки в Конаково предлагается еще и уют. Я замечу, что в других поселках нет центров активностей, а у нас – есть. Люди приезжают на мероприятие, селятся в гостинице, а уже потом влюбляются в архитектуру. Есть профессионалы, любители и просто те, кто мимо проходил. Самое интересное, что та основная масса людей, что мимо проходила, и является потребителями профессиональных продуктов.
А.Р. Конаково всегда вызывает любопытство. Так получилось отчасти стихийно, отчасти благодаря нам, отчасти благодаря доверию Марка. Человек приезжает в Конаково для получения впечатлений и эмоций, хотя бы и ненадолго. Кого-то архитектура поселка смущает, а кому-то очень нравится.
Е.Ч. Но наша смелость не лишает человека комфорта!
А.Р. Человек должен существовать на грани опасности – пусть очень условной, тогда возникает бодрящая эмоция, и она влечет за собой художественные ощущения. Мы, например, часто проектируем интерьеры с подиумами - и на них не делаем ограждения. Испуганные матери при этом сильно переживают за своих детей: они же могут упасть! Сколько было страхов и ссор, но как только туда детей запускают – они там счастливы, они чувствуют эту грань опасности. У японцев в домах бывают большие проемы на лестницах на уровне второго или третьего этажа без ограждений - и никто не падает.
Кстати, в Японии лестницы имеют уклон в 45 градусов, то есть очень крутые по сравнению с нашими. У них есть поговорка, еще из времен Средневековья: «Мир принадлежит людям с развитыми икроножными мышцами». Это еще раз о том, что архитектура должна бодрить.
Л.М. У нас совершенно другая ментальность: кто-то другой должен постоянно следить за тем, чтобы ты не упал. Недавно я проводила экскурсию по Dominion Tower, спроектированному Захой Хадид. Там на балконах очень низкие перила. Некоторые архитекторы возмущались по этому поводу.
А.Р. Вибрация между опасным и безопасным – это один из главных принципов архитектуры! Человек нуждается во внешнем мире: в воде, ветре, холоде. Но в воде можно утонуть, ветер может что-нибудь уронить на голову, а холод может заморозить. Как пропустить внешний небезопасный природный мир в свой внутренний – в этом и есть вся философия архитектуры.
В разговоре принимали участие:
Людмила Малкис, Ольга Старкова, Андрей Кановка (ARCHiPEOPLE),
Марина Вязанкина, генеральный директор представительства компании Biofa в России,
Мария Пашкова, ведущий специалист по работе с дизайнерами, архитекторами, строителями представительства компании Biofa в России,
Елена Черницина, директор по связям с общественностью «Конаково Ривер Клаб».
Официальный сайт представительства компании Biofa в России.
Официальный сайт «Конаково Ривер Клаб».
Фотографии: Александра Голикова; «Конаково Ривер Клаб».
Авторы статьи благодарят компанию Biofa и лично Марину Вязанкину за помощь в ее создании. Компания Biofa поддерживает принципы социальной ответственности, а также содействует популяризации гуманитарных и технических знаний, касающихся архитектуры и дизайна. Компания Biofa прикладывает активные усилия для того, чтобы поддержать архитекторов, промышленных дизайнеров, скульпторов, декораторов и журналистов в их социально направленной деятельности.