Архитектор Филипп Тольцинер: штрихи к портрету

Автор статьи: Боброва Е.Е. «Архитектор Филипп Тольцинер: штрихи к портрету». // Человек в контексте времени: опыт историко-психологического осмысления. Материалы ХХ научной конференции. СПб, 2006, ч.1.

   Жизнь подарила автору личную встречу с Филиппом Тольцинером (1906-1996) – одним из тех выпускников БАУХАУЗа, кто в составе бригады молодых архитекторов «Рот фронт», возглавляемой их учителем, швейцарским архитектором Ханнесом Мейером, в 1930-1931 г. приехал в СССР. В  Филиппе Максовиче Тольцинере (как звали его в России), на наш взгляд, удивительным образом и вполне гармонично соединился менталитет европейца с приобретенными навыками жизни советского человека.

   Родился Ф. Тольцинер в г. Мюнхене в семье ремесленника. Его отец был мастером по изготовлению плетеной мебели, а мать до замужества работала бухгалтером. После окончания шести классов реального училища Филипп отправился в Израиль в качестве сельскохозяйственного рабочего. Заболел тяжелой формой тифа; справиться с болезнью ему помогли врачи-арабы. Вернувшись в Германию, работал подмастерьем у своего отца. После года учебы в Мюнхенской школе прикладного искусства поступил в 1927 г. в  БАУХАУЗ – высшую школу строительства и художественного конструирования, названную современниками «детищем Веймарской республики». Учеба там во многом определила дальнейшую судьбу Филиппа Тольцинера, ибо 1928-1930 г. – это период «Красного БАУХАУЗа», когда во главе школы стоял Х. Мейер, считавший принципиально важными социальные проблемы архитектуры.

     Как вспоминал Тольцинер многие годы спустя, главную роль в его политическом воспитании играл кружок, организованный ячейкой коммунистической фракции студентов БАУХАУЗа. Студенты сообща знакомились с марксистской литературой и часть из них «приходила к практическим выводам»: одни вступали в компартию, другие просто участвовали в проводимых ею массовых мероприятиях. Но были и такие, которые пытались путем собственной профессиональной работы принимать участие в борьбе за экономическую и общественную перестройку. К последним принадлежал и Филипп Тольцинер, начавший всерьез размышлять о том, как люди будут жить в социалистическом обществе: «Наши представления о жилье при социализме не были свободны от утопий. Например, мы отрицали существование в будущем семьи в современной форме».

     Трудности, вызванные усилением экономического кризиса в Германии на рубеже 1920-1930-х г., сложившаяся политическая ситуация привели Мейера и часть его учеников к пониманию того, что в рамках существующей системы их устремления окажутся бессмысленны, и потому они «предоставили себя в распоряжение Советского Союза для социалистического строительства». В состав бригады входило семь человек: венгр Тибор Вейнер, чех Антонин Урбан, швейцарец Рене Менш и граждане Германии Конрад Пюшель, Клаус Мойманн, Филипп Тольцинер, Бела Шеффлер (родившийся в г. Минске). Самому молодому было 23 года, старшему – 28 лет. Тольцинер вспоминал: «О трудностях повседневной жизни в Москве мы были достаточно информированы. …были оснащены всем, как мы считали, необходимым – от кордового костюма до ведра для воды».

     В Стране Советов Тольцинер занимался по заказу ГИПРОВТУЗа проектированием школ фабрично-заводского обучения; застройкой первого жилого квартала «соцгородка» Орска на Южном Урале; принимал участие в разработке одного из конкурсных проектов Дворца  Советов в Москве; а в 1936 г. получил первую премию за представленный (совместно с Т. Вейнером) на Всесоюзный конкурс проект крестьянского двора для колхоза в Республике немцев Поволжья. «Мы проектировали для всего Советского Союза, но очень мало знали о его жизни. Я не помню, чья это была идея, но осуществило ее руководство ГИПРОВТУЗа. Уже летом 1931 г., спустя менее полумесяца после нашего прибытия, оно предоставило членам нашей бригады внеочередной месячный отпуск для поездки по стране. Шеффлер, Урбан и я вместе с нашим советским коллегой поехали на юг. Мы посетили Ростов-на-Дону, Баку, Тбилиси и Сочи, видели промышленные центры и только что созданный колхоз, были на Бакинских нефтепромыслах и на курорте Черного моря. Мы познавали величие и разнообразие здешней жизни, достижения и проблемы».  

     К середине 1930-х г. тучи над головами иностранных специалистов, приехавших «строить социализм», постепенно сгустились. Р. Менш уехал из Союза в 1933 г., Х. Мейер – в 1936 г.; в 1937 г. выслали Т. Вейнера и К. Пюшеля.  Ф. Тольцинер остался. Немецкий исследователь его жизни Астрид Фольперт в письме к автору 19 июля 2006 г. отмечает: «…его решение там [в СССР] остаться навсегда уже не совсем свободный выход из тупиковой политической ситуации. Мне кажется, Тольцинер увидел обе угрозы (нацизм в Германии, сталинизм в СССР) и выбрал из них совершенно правильно ему показавшуюся меньше угрозу». Филипп Тольцинер – единственный из оставшихся в Советском Союзе членов Красной бригады БАУХАУЗа, кто выжил после репрессий. Он был арестован как «немецкий шпион» и  осужден на десять лет. Арестовали его в два часа ночи  в середине февраля 1938 г. в Москве. «Меня посадили в автомобиль и доставили на Лубянку, где начал допрос один из сопровождавших меня – вспоминал Тольцинер -  Я был удивлен тем, что он обо мне ничего не знал, и ответил честно на все вопросы. Мне показалось, что допрашивающий был очень усталый, так как он несколько раз засыпал…. Уже на первом допросе я заметил, что следователь был совершенно не обучен. Он мне сказал: «Ты шпион, расскажи о своей деятельности». Конечно, об этом я не мог ему ничего сказать. Я понял, что допрос имел определенный регламент, так как на всех последующих допросах мы сидели друг против друга и ни о чем не говорили…. Осенью 1938 г. меня доставили к одному служащему НКВД, который сказал мне: «садитесь», - с тех пор я чувствую себя нехорошо, когда мне предлагают садиться…Когда я стал искать причины моего ареста, то пришел к выводу, что его возможной причиной было мое выступление  на собрании коллектива Горстройпроекта, на котором я критиковал решение руководства института о командировании проектировщиков на место сооружения объектов по их проектам… Я предполагаю, что был арестован как немецкий специалист, который критикует советский порядки, но который не принадлежал к антигосударственной группе…»..  Вспоминая о камере, в которой сидел после вынесения приговора, Тольцинер вспоминал: «В большой камере…было много заключенных. Почти все они были образованными людьми, их разговоры и дискуссии мне были очень интересны».    Его определили в Усольлаг работать на лесоповале и прикомандировали к Булатово-лагпункту. Не отличавшийся крепким здоровьем Тольцинер, вероятно, не дожил бы до освобождения, но помог, можно сказать, счастливый случай.  Тольцинер обморозил пальцы на ногах и остался в бараке. В один из дней пошел к зубному врачу и обнаружил, что его «рабочее место» совершенно не оборудовано. Тольцинер решил сконструировать кресло из подручных материалов, предложив проект кресла из дерева. В итоге, его перевели на работу в лагерное Управление  и назначили инженером по строительству. Затем работал архитектором-проектировщиком в проектной мастерской Соликамского управления лагерей. Он занялся проектированием шкафов, столов, стульев, предметов ширпотреба, стал автором проектов жилых домов для вольнонаемного состава лагеря, интерьеров и оборудования клуба имени Дзержинского. Предложил проект перестройки складского помещения в г. Соликамске в особняк для начальника лагеря. В 1942 г. Тольцинер спроектировал поликлинику Треста лесозаготовок в г. Соликамске, а  в 1946 г. занимался оформлением лесного отдела выставки «Развитие производительных сил Молотовской области». Спроектировал контору для работников Рябининского рейда, транспортный комплекс Усольлага, включая автобусную станцию. Самым знаковым можно назвать проект 1945 г. монументальной доски социалистического соревнования коллективов Усольлага и Ныроблага. Под этим проектом, как и под некоторыми другими, рядом с подписью архитектора стоит автограф известного советского графика, мастера карикатуры Константина Павловича Ротова (1902-1959), который в свое время тоже не избежал обвинений в контрреволюционной деятельности и провел в лагере бок о бок с Тольцинером почти восемь лет. Соседом Тольцинера побывал и Михаил Танич (1923 г.р.) – хорошо сейчас всем известный поэт-песенник, 6 лет (с 1947 по 1953 г.) проведший в лагерях.

    «Интересно, что за длительный срок заключения изменилась наша психология. Наше добросовестное и творческое отношение к труду имело свои последствия. Нам стали доверять. Помню, руководитель лагеря повез меня и Ротова в своей автомашине для консультаций далеко от лагеря. На обратном пути он сказал нам: «Идите обратно в лагерь». Он повторил это несколько раз, потому что мы оставались сидеть. Мы и представить себе не могли, что можем самостоятельно без охраны идти. В конце концов, мы вышли из автомобиля, а когда прибыли в лагерь, охрана нас не впускала, так как существовало предписание, что осужденные без охраны, находящиеся вне лагеря,— это беглецы. Только после соответствующих указаний лагерной администрации нас впустили в лагерь.

     …У меня был авторитет у администрации лагеря, и в последние два года я имел удостоверение, позволявшее мне в любое время покидать лагерь и возвращаться».

      Освободился Ф. Тольцинер «с применением зачета рабочих дней за хорошие производственные показатели» в декабре 1947 г. и  говорил об этом так: «Летом 1947 г. мне объявили, что в результате моего хорошего отношения к труду кончается срок моего заключения. Но так как я не закончил целый ряд своих работ, я попросил разрешения пожить еще в лагере и закончить работу. Одновременно очень хорошие лагерные врачи должны были сделать мне необходимую операцию на глазах». После освобождения он остался в г. Соликамске: «Хочу заметить, что в лагере осталось много друзей, и я уже привык к лагерной жизни, мне удалось встречаться с моими друзьями по заключению».

    Тольцинер работал начальником проектной мастерской главного архитектора Соликамска.  Деревянные дома, спроектированные им в этот период для жилых кварталов г. Боровска Соликамского района (ныне микрорайон Соликамска), стоят до сих пор.  С 1951 по 1961 г. Тольцинер – главный архитектор созданной в 1950 г. Молотовской специальной научно-реставрационной мастерской. Он сделал ее, несмотря на трудные времена, одной из лучших в стране.   20 января 1970 г. в письме к известному пермскому архитектору-реставратору Г. Д. Канторовичу, с которым Тольцинера долгие годы связывали дружеские отношения, он писал: «…обучение, которое я проходил – тогда новейший метод решения задач современной архитектуры – сохранило свое положительное качество и в совсем других условиях – далекого социалистического Урала и при решении совсем другой задачи – сохранение и восстановление ценностей архитектуры прошлых эпох…. На первый взгляд, оказалось парадоксально – архитектор, который получил свое (архитектурное) образование на Западе, в школе, которая считалась изучение архитектурного наследия не только ненужным, но даже вредным, справлялся с работой по изучению и реставрации древнего архитектурного наследия (далекой) русской национальной культуры. А причины в особенностях его обучения. Это: опыт в практической работе и профессиональное мышление ремесленника; научный подход; коллективный труд».

    Тольцинер с большим увлечением, на строго научной основе, не позволяя никакого домысла, занимался проектированием ремонтно-реставрационных работ памятников русской архитектуры XVII-XVIII в. Проводил обследования в Усолье, Пянтеге, Верх-Боровой и других местах древнего Прикамья. Именно Филипп Тольцинер впервые поставил вопрос о градостроительной ценности всего архитектурного наследия Соликамска, что сыграло решающую роль в возведении его в ранг исторического города.

     В период работы в Соликамске архитектор женился на Татьяне Васильевне Могильниковой – молодой женщине с ребенком (настоящей русской красавице – пышнотелой, ясноглазой, с косой), родился сын Николай. В глазах окружающих для нее это был настоящий мезальянс – брак с бывшим зеком, да еще из «немецких шпионов».

     В 1956 г. Филиппа Тольцинера реабилитировали, и в 1961 г. он вместе с семьей переехал в Москву, где несколько лет трудился в Центральном научно-исследовательском и проектном институте по градостроительству. Он участвовал в разработке серии типовых проектов пятиэтажных жилых домов из крупных блоков, а в 1965 г. как член авторского коллектива получил медаль ВДНХ за эталон проектного задания застройки жилого микрорайона. Выйдя на пенсию, по заданию Министерства культуры России консультировал проектировщиков, занятых будущим Соликамска, пермских реставраторов; в 1980-1990-е г. занимался еще и систематизацией своего уникального архива, включавшего в себя проектные чертежи, выполненные в заключении и вынесенные на волю, и проектные разработки, фотографии, связанные с реставрационными работами в Пермском крае.

     С конца 1960-х г. и до начала 1990-х г. Тольцинер регулярно ездил в Германию, в основном в ГДР, но бывал и в ФРГ.  (Он не был в Германии почти 37 лет). Его занимали проблемы современной архитектуры, достижения немецких реставраторов, не оставался равнодушным и к другим темам. Так, 17 июня 1967 г. он писал Канторовичу: «Сейчас подготавливаю ряд сообщений. Первое вроде «Что я видел в ГДР в течение месяца кроме архитектуры». Остальные будут об отдельных городах: Берлин, Веймар, Эрфрут… Должно быть, что сообщения будут интересны, т.к. все иллюстрируется цветными диапозитивами, которые я сделал на месте. Предполагаю начинать в моем институте, а потом будет видно». К сообщениям перед коллегами – московскими архитекторами – Тольцинер готовился основательно, тщательно продумывая, как построить свой рассказ. В его рабочем дневнике 28 апреля 1969 г. осталась следующая запись: «Имеются ли в ГДР достижения которые для нас (СССР) целесообразно применять (достигнуть)? Да. Как это делать? Недостаточно (нельзя) их рассматривать отдельно, изолированно (только результаты), а нужно все вместе, откуда и почему…. Если мы хотим у них (ГДР) учиться, взять как для нас желаемые, что у них хорошо, то надо: 1) изучать весь комплекс жизни…2) изучать в развитии, видеть,  как это получилось». Знаменательно, что самого себя архитектор считал «своим», советским. Чего стоит, например, его замечание, сделанное в июне 1990 г во время пребывания в московской больнице: «Я имел счастье испытать все прелести и разнообразие нашей медицины».  В то же время  как-то «не по-советски» («по-европейски», растерянно) он рассказывал о злоключениях со своим автомобилем. «Москвич» он купил (и соответственно получил права) в   1970 г. в 66 лет. («Из моих друзей одни в восторге, другие считают меня сумасшедшим»).  И почти сразу же, пока гостил в ГДР,  у него украли номер с машины. Как он писал Канторовичу: «это тоже самое, как утерять паспорт… Кто-то с автомашиной с моим номером натворил какие-то дела, а его очевидно же поймали».

     Его невозвращение в Германию, когда это уже было возможным, он объяснял тем, что уезжать не хотела его русская жена, которая опасалась безработицы для него и неустроенности для семьи. Кстати, сама Татьяна Васильевна побывала в Германии лишь в 1981 г. По этому поводу Тольцинер писал: «…я еду, чтобы (впервые) показать Берлин и Дрезден моей жене. Она после долгих уговоров согласилась ехать, а я, наконец, могу выполнить свой – как я считаю – долг». Зная целеустремленность Филиппа Тольцинера трудно поверить, что он не смог бы найти убедительные аргументы в пользу переезда в Германию, если бы этого сам действительно хотел.

     На родине Тольцинера много расспрашивали о его жизни в России. Особенно его соотечественников-немцев интересовал соликамско-пермский период (лагерно-реставраторский), о котором сам архитектор вообще не говорил. Астрид Фольперт справедливо предположила, что произошло это по двум причинам: во-первых,  Тольцинер сомневался в понимании немецкими коллегами его подхода к анализу и реставрации древнерусского искусства как архитектора БАУХАУЗа, а во-вторых, тема ГУЛАГа долгое время была закрытой.

     Таким образом, уроженец Мюнхена, выпускник БАУХАУЗа (этого «дома строительства», девиз которого звучал так: «Новое единство искусства и технологии») Филипп Тольцинер главным делом своей жизни избрал охрану архитектурного наследия далекого края в глубине России, обстоятельства знакомства с которым в конце 1930-х г. не обещали ему хорошей перспективы в жизни, не говоря уже о профессии. Тем не менее, подводя свои жизненные итоги, он говорил, что не отказался бы от Соликамска никогда, даже если бы пришлось пережить всё заново.

А вот эта песня в исполнении Бренды Ли (Brenda Lee) звучит как фон к видео-ролику в музее Баухаус.

Еще по теме:

Архитекторы

Urban Talk: разговор о благоустройстве. Часть 2

Полет бабочки и неспешный разговор с архитектором Анной Медлевой

Оставить комментарий