В преддверии нового учебного года ARCHiPEOPLE представляет новый проект - «Архитектурное образование: диалоги выпускников». В течение нескольких недель мы будем публиковать интервью с экспертами в области архитектурного образования, студентами и выпускниками российских и зарубежных вузов, а также писать о проектах-находках в сфере альтернативного образования.
Сегодня мы публикуем двойное интервью с выпускниками Британской высшей школы дизайна и Московской государственной академии коммунального хозяйства и строительства. Два вуза – два разных мира.
выпускница Британской Высшей Школы Дизайна, факультета дизайна интерьера. В настоящий момент генеральный директор АНО «Архитектурный мир», организации по поддержке и реализации архитектурных инициатив.
Николай Колосов
выпускник Московской Государственной Академии Коммунального Хозяйства и Строительства, факультета Городского и дорожного строительства и хозяйства. В данный момент работает инженером в ГБУ «Жилищник» района Хорошево-Мневники.
Выбор ВУЗа, как правило, сделать непросто, чем вы руководствовались, когда пришло время выбирать?
Николай: В Московскую Государственную Академию Коммунального Хозяйства и Строительства я пошёл по совету отца. Для поступления я сдавал ЕГЭ и внутренний экзамен по математике и физике. Мой вуз признали неэффективным и в этом году объединили с Институтом строительства и архитектуры МГСУ. Но я категорически с этим не согласен. Тот, кто хотел получить образование, получил его. Кто пришёл только за корочкой – довольствуется корочкой.
Правильно так, как ты сам решишь. После 11 лет в нашей школе это сложно принять.
Анастасия: Я окончила международную школу, диплом которой не котировался ни в одном из государственных вузов России. Британская Академия была одним из немногих мест, где для поступления не требовались результаты ЕГЭ. Там достаточно жёсткая проходная система, зато по окончании дают международный диплом, причём за адекватные деньги. Я рассматривала другие зарубежные вузы, но они не были связаны ни с архитектурой, ни с дизайном. Мне хотелось заниматься чем-то креативным, поэтому я выбрала Британку.
Анастасия, а какие трудности ожидают выпускника российской школы в Британке, что было неожиданно?
А: В российском образовании мы привыкли к таким заданиям, у которых всегда есть правильный ответ. В Британке ты получаешь пятёрку, даже если у тебя на выходе получается какая-то непонятная штука, но ты можешь аргументировать своё решение. Если же ты придумал крутой дизайн, но не можешь объяснить, как пришёл к нему, то получаешь два, потому что не провёл никакой уникальной работы. Именно к этому было сложнее всего адаптироваться. Я часто спрашивала преподавателей: «Чего вы хотите? Как правильно?». Но потом поняла: правильно так, как ты сам решишь. После 11 лет в нашей школе это сложно.
В российском образовании мы привыкли к таким заданиям, у которых всегда есть правильный ответ.
Н: У нас было всё, как в обычной российской школе. В аудиториях всегда было шумно, заниматься в таких условиях очень сложно. Но, честно сказать, я ходил на пары регулярно только первые два года, потом всё реже и реже – только когда приближались экзамены и нужно было сдавать «хвосты». На пятом курсе я уже знал тему своего диплома, и посещать пары, не имеющие к нему отношения, у меня не было никакого желания.
А: У нас было по-другому. В течение учёбы мы выполняли творческие проекты. Работа над ними могла занимать от двух часов до трёх недель. Если ты не сдавал проект, тебе давались две возможности пересдать. Но при пересдаче невозможно получить больше тройки. К тому же это стоило дополнительных денег, потому что преподаватель тратил своё время на проверку новой работы. При этом преподаватель всегда старался направить студента, помочь ему. Без персональных консультаций выполнить хороший проект и презентацию было почти нереально. Например, моей слабой стороной было создание общей концепции, хотя в деталях я все выполняла всё шикарно. Меня учили мыслить от глобального к мелочам. Передо мной был поставлен этот challenge [англ. испытание], чтобы я могла профессионально развиваться. Преодолевать было тяжело, но приятно. В конце семестра каждый выполнял свой проект, который оценивали приглашённые преподаватели из Хартфордшира [University of Hertfordshire].
Имело ли место субъективное отношение преподавателей?
А: У нас часто были ситуации, когда один преподаватель говорил: «Крутая идея!», а другой: «Ну, что за ерунда!». Каждый из них основывался на личном опыте. Порой казалось неправильным и непрофессиональным, что мнения преподавателей могут так кардинально расходиться, создавалось впечатление, что студенты в результате ничему не учатся. Потом мы привыкли сами принимать решения, и нам стало намного легче. На последнем курсе к нам перевелась студентка из архитектурного колледжа. Она прекрасно читала чертежи, без сомнений рисовала те узлы, которые не давались нам, но, когда дело дошло до проекта, ей было трудно самостоятельно проанализировать ситуацию. Она воспринимала мир через заученные формы и решения.
У нас часто были ситуации, когда один преподаватель говорил: «Крутая идея!», а другой: «Ну, что за ерунда!»
Н: У каждого преподавателя был свой подход, но при этом они все были крайне объективными. Моим дипломным руководителем был профессор Семёнов, ученик и последователь архитектора Константина Степановича Мельникова. Сам Мельников тоже преподавал в моём вузе очень долго, вплоть до своей смерти.
У вас была возможность проявить самостоятельность, индивидуальность?
А: Кажется, что это вообще единственное, чем наш вуз занимается. Порой даже хочется, чтобы тебя направили на что-то конкретное, но преподаватели придерживаются правила «как ты захочешь – так и будет». Когда мы все делаем скамейку, у кого-то могут получиться часы, на которых можно сидеть. Он так это увидел, и его в этом поддержали. Но если ты не знаешь, чего тебе хочется, – тогда у тебя проблемы.
Когда мы все делаем скамейку, у кого-то могут получиться часы.
Н: Больше всего мне запомнился процесс работы над дипломом, посвящённым ВВЦ. Мы писали его группой в 5 человек, у каждого был свой объект — один из павильонов. Мы получили доступ ко всем архивам ВВЦ, огромному количеству чертежей и планов. Я разрабатывал концепцию благоустройства и реконструкции павильона «Белоруссия» и прилегающей к нему территории, изучил эту тему вдоль и поперёк. Те знания, которые я получил за первые 4 года обучения, никак мне не помогли. Все материалы я искал в архивах сам, всему сам учился под руководством профессора Семёнова.
Как соотносились теория и практика в процессе обучения?
Н: Первые 4 курса у нас была жёсткая теория, в последний год – жёсткая практика. Мы всё чертили от руки вплоть до пятого курса. Это никак не помогло в дальнейшей работе, но выработало в нас особую культуру.
Мы всё чертили от руки вплоть до пятого курса. Это никак не помогло в дальнейшей работе, но выработало в нас особую культуру.
А: У нас было наоборот. Вначале исключительно практика, а теории очень не хватало. Вначале нашим деканом была Джоз Бойз, интерьерщик, архитектор и фотограф. Она очень интересная, very inspiring [англ. вдохновляющая]. Мы экспериментировали, и результат зачастую не устраивал самого студента. Затем деканом стал Николас Чампкинс, практикующий архитектор как в Великобритании, так и в России. Именно он привил нам понимание чертежей, материалов, структуры, деталей, узлов. Он всегда выбивал нам реальные проекты: мы работали с «Республикой», ДК ЗИЛ, Библиотекой иностранной литературы, с «Иллюзионом». Часть наших студенческих проектов была даже претворена в жизнь.
Мы были своеобразной элитой, нас воспринимали как людей не от мира сего: как можно в свободное время хотеть продолжать учиться?
Н: У нас в вузе есть так называемый КМ-Центр – Центр имени Константина Мельникова. Выставки КМ-Центра проходят во многих городах Европы, наши студенты занимают там первые места. Мне безумно повезло, что на втором курсе я попал в КМ-Центр по совету профессора Семёнова. Тогда я понял, что это то, чем я действительно хочу заниматься. Мы были своеобразной элитой, нас воспринимали как людей не от мира сего: как можно в свободное время хотеть продолжать учиться? Но это было невероятно интересно. Это не просто архитектурное объединение, это что-то идеологическое, идейное.
Никогда не возникало мысли сменить вуз?
Н: Нет, никогда! Хотя бы из-за знакомства с профессором Семёновым.
А: Такая мысль крутилась в голове каждый день в течение первого года. Причём я уверена, что не у меня одной. Хотелось бросить всё и уйти в МАрхИ, потому что не хватало именно архитектурной базы. У многих, кто закончил Британку, где-то в течение года сохранялась антипатия к архитектуре. Эта эмоциональная усталость требовала перерыва до года, но потом они с удовольствием возвращались в профессию. Практически все в итоге прекрасно устроились. Я сама недавно открыла своё некоммерческое агентство, которое проводит архитектурные конкурсы. Наша цель – дать шанс молодым специалистам.
Была ли возможность совмещать учёбу с работой?
Н: Я начал работать только в начале 6-го курса. Но каждое лето у нас была производственная практика в «Мосжилинспекции». Большинство ребят старались её избежать, подделывали печати. Хотя иногда там даже платили.
А: У нас не было отдельной практики, ведь мы постоянно работали над проектами в процессе учёбы. Но в вузе есть центр профессионального развития, рассылающий студентам и выпускникам информацию о вакансиях и стажировках. Многие студенты совмещали учёбу с работой, но по проектам сразу было видно, что им (проектам) не уделили достаточно времени. Я работала только на третьем курсе и не сдала тогда два предмета, пришлось повторять их в следующем семестре.
Как вы оцениваете полученное образование? Чему пришлось учиться уже в процессе работы?
А: Имя вуза работает на меня. У работодателей в голове уже сформирован определённый образ выпускника Британки. Они знают, что мы работали с реальными объектами. После выпуска мне не хватало архитектурной базы. Я поняла: чтобы устроиться по профессии, мне придётся очень много выучить – те же ГОСТы и стандарты. Во время учёбы у тебя полная свобода творчества, а в жизни порой приходится сидеть в архитектурном бюро и чертить за небольшую зарплату, не получая никакого эмоционального удовлетворения.
Н: Мне помогла не столько учёба, сколько практика. После неё меня порекомендовали моему будущему работодателю. Но мне тоже пришлось очень многому учиться на работе.
Какие у вас планы на будущее? Собираетесь ли вы продолжать образование?
А: Мне интересен экологический дизайн и разработка экологических материалов. В ближайшем будущем я бы хотела либо поехать в Южную Корею изучать графику, либо в Скандинавии заниматься эко-дизайном.
Н: В КМ-Центре мне привили любовь к науке, уважение к ней. Некоторые из тех, кто смотрел мою дипломную работу, говорили, что это как минимум диссертация. Такие слова греют душу. В следующем году я собираюсь поступить в аспирантуру. Темой моей кандидатской предположительно будет московский эксперимент по созданию ГБУ «Жилищников». Эта информация так и просится, чтобы её задокументировали. Желательно в учебники, чтобы больше никто так не делал (смеется). К тому же я скучаю по студенческой жизни. Спасибо моему руководителю, он настолько идейный человек, что ему стоит поставить памятник при жизни.
А: Вот и план на неделю: спроектировать памятник, защитить проект в муниципалитете и установить его (смеется).