Александр Скокан: «Москве ничего навязать нельзя»

В чем была суть архитектурно-градостроительного исследования кварталов Волхонки?

Это была инициатива «Проекта Белый Город». Нас пригласили несколько позже. Необходимо было исследовать историческую составляющую и современное использование специфической территории Волхонки с тем, чтобы сделать предложения по ее усовершенствованию. Мы ранее занимались подобным в отношении соседней Остоженки.

События, происходившие на Волхонке и Остоженке ранее, влияли на развитие соседних кварталов. Остоженка, например, была захолустной дорогой, почти тупиковой, которая никуда как в Хамовники не вела. Стога стояли на низком затапливаемом берегу, на месте храма Христа Спасителя был Алексеевский монастырь. Когда приняли решение строить храм, необходимо было монастырь разобрать. Ситуация была необычная для русской традиции. И когда первый мужик, полезший на колокольню снимать крест, упал и разбился, стали считать это дурным знаком. Храм строили долго на народные деньги, а потом разрушили, чтобы построить Дворец Советов. Я к тому, что интересующая нас местность непростая, драматическая.

Когда стали строить храм, Волхонка и Остоженка ожили, здесь появилось много доходных домов. В 1930-е годы, когда уже строился Дворец Советов, по генплану предполагалось, что в этих местах пройдет один большой проспект, идущий прямо на Воробьевы горы, поэтому никакого нового строительства здесь не велось. Территория благодаря этому законсервировалось.

Впрочем, для Волхонки инициативы советского правительства все равно не прошли бесследно. Остатки Дворца Советов в виде бассейна «Москва» разобрали, воссоздали храм Христа Спасителя, но на том же месте, где он ранее стоял, построить его не удалось, потому что шестиметровая бетонная плита фундамента Дворца Советов не позволяла это сделать. Новый храм несет в себе генетические черты неудавшегося дворца, хотя бы еще и  потому, что он включает в себя и подземный гараж, и зал собраний. Храм сам стал немного дворцом.

Но остался еще более важный материальный след. Станция метро «Кропоткинская», которая восхищает всех своей торжественностью, прекрасным интерьером, проектировалась как подземный вестибюль советской высотки. И поэтому в отличие от других станций Сокольнической линии, которые вполне утилитарны и имеют оптимальные размеры, памятником несостоявшемуся чуду света является именно «Кропоткинская».

В наших предложениях по реконструкции района есть проложенный наискось бульвар, у которого мощение отчасти повторяет то, что есть на станции. Еще мы предложили сделать выход из метро непосредственно к музею имени Пушкина, являющемуся главной культурной и смысловой доминантой улицы. При всем том, что есть уже проекты развития музейной территории, у музея нет какого-то основного входа, соответствующего его новой функции, новым размерам. Старые гардеробы и прочее не справятся. Новый выход, новый вестибюль, павильон может решить эту проблему.

К каким еще выводам вы пришли относительно ревитализации района?

В проекте есть пара завиральных идей, есть вполне практичные, как, например, новая организация пешеходного движения на площади Пречистенские Ворота. Там сейчас неудобные переходы. С итальянскими коллегами мы предложили новую схему. Мы вспомнили опыт организации пешеходных зон, который разрабатывался еще в 60 – 70-е годы. Оказалось, есть что вспомнить. Тогда планы разрабатывались под руководством теоретика и архитектора Алексея Гутнова.

Что-то из всего нами предложенного пригодится. При этом нас не волнует авторство. Если что-то будет воплощено в жизнь, мы не будем говорить, что это мы авторы. Город живет своей жизнью, город все сам про себя знает, можно только открывать то, что уже есть. Городу ничего навязать нельзя, и все, что в нем происходит, ему было свойственно и присуще издавна.

Такое отношение к столице нашло свое отражение и в проекте развития прибрежных территорий Москвы-реки?

В этом случае тоже ничего не надо было придумывать. Все уже есть, все уже известно, надо только вспомнить. Река – это не только 85 км русла в черте города, но и 140 притоков, часть из которых существует, а другая – закопана в трубы или существует как-то иначе. Москва-река – это не принадлежность города, то, что есть в черте города, - это всего лишь эпизод. Для нас было важно не просто оформить набережные, но и восстановить экологическую систему, включая малые реки, которые еще можно воссоздать.

Мы взяли для примера три реки. Одна из них – Филька. В 1960-е ее закопали в трубу, а сверху проложили открытую линию метро, с которой сейчас много проблем. Поскольку эта линия малолюдна, она может быть заменена трамваем. Речку тогда можно поднять наверх, она бы могла стать связующим звеном жилых массивов этого района.

Вторая река – Котловка, которую никто не может представить некой единой системой. Мы знаем, что где-то возле ЗИЛа есть труба, из которой вытекает мутная вода. Мы знаем, что на Варшавском шоссе перед переездом на железной дороге рельеф спускается вниз, и не осознаем, что это долина реки Котловки. Севастопольский проспект тоже пересекает ее бывшее русло. То же самое и с третьей рекой, Городней. Ее не замечают. Есть Борисовские пруды, а выше – Царицынские пруды, а потом – ручьи в Ясенево. Реки предстают перед нами фрагментами: где-то запущенный парк, где-то просто спуск-подъем. Все это можно восстановить. Можно создать локальную ценность для местных жителей, которая способствовала бы их социализации. Надо просто научиться любить то, что есть рядом с тобой.

Если мы заботимся о Москве-реке, хотим, чтобы она была чистой, надо заботиться и о ее притоках. Надо вынимать реки из труб, в которых они не очищаются. Если мы будем устраивать на них каскадные пруды, проводить фитореабилитацию, то и Москва-река будет здоровей. Дело в том, что мы не хотели заниматься просто дизайнерским оформлением набережных, эта задача, в принципе, решена. Нам хотелось вынести на повестку новые вопросы.

Но гранитные берега снимать никто же не будет?

Москва-река делится на три части. Одна из них - традиционная, столичная часть. Начинается она от Сити и кончается у ЗИЛа. Выше и ниже в основном естественные берега, что более экологично и правильно, конечно. Так вот набережные 1930-х годов в столичной части – они и придали городу столичность, которой не хватало со времен переезда правительства из Санкт-Петербурга. Изменять здесь что-то нет необходимости.

В победившем на конкурсе проекте «Меганома» вызывает вопросы идея, касающаяся сужения русла…

Они предлагают сузить Водоотводный канал. Похожую идею реализовывают в Берлине, где в районе Музейного острова, возможно, посадят камыши, чтобы река естественным образом очищалась. Даже поставили задачу, чтобы можно было в канале купаться через несколько лет. Что-то похожее предложил и «Меганом».

А какие принципиальные предложения еще у вас были?

Можно выделить реконструкцию Большого Москворецкого моста. Там практически нет движения. Надо оставить две полосы в сторону Садового кольца для автомобилей, а остальную проезжую часть шириной в 30 метров замостить брусчаткой, как на Васильевском спуске, с тем, чтобы мост стал эспланадой, естественным продолжением Красной площади. На спуске часто устраивают празднества, территория моста поэтому очень пригодится. Мы нашли старые фотографии, на которых народ во всю ширь моста толпами идет в сторону Замоскворечья. Значит, идея может сработать.

Еще одно предложение есть для Сити. Мы, конечно, считаем это место случайным, некой градостроительной ошибкой, сделанной в 80-е. Там катастрофически не хватает территории, стеклянные башни наступают друг на друга, все на тебя наваливается сверху. Можно представить Сити пиратским кораблем, который дополнительными «крючьями», пешеходными мостами, соединялся бы с другим берегом, где есть настоящий столичный Кутузовский проспект. Располагается он всего в 250 – 300 метров от Сити, вполне пешеходное расстояние. Если будут соединяющие мосты, то нехватка рекреационной территории в Сити таким образом будет компенсирована.

Также мы предложили сделать воздушные мосты – канатные дороги. Это удобно: по 10 м² земли на каждую опору – и вот уже дорога идет над застройкой, водоемами, деревьями, соединяя места, которые иначе связать невозможно: ни туннель не построить, ни мост. Нами рассматривались две такие линии: от Нагатино до Текстильщиков и от станции метро «Фили» до Тушино.

Каково ваше отношение к участию в конкурсах?

Конкурс – дело сомнительное. Как умные люди говорят: всегда заранее известно, кто будет победителем. Но верить им или нет, зависит от вашего цинизма. В обычной практике мы работаем в жестких условиях. Есть заказчик, который платит деньги, к нему приходится прислушиваться. А в конкурсе рождается ощущение свободы. Можно, например, побыть просто горожанином. Каждый горожанин, кстати, может что-то предложить, даже необязательно быть архитектором при этом, достаточно иметь опыт городской жизни. Все мы путешествуем, все что-то видим, все можем сказать, а почему я видел это там, отчего нельзя сделать это здесь. На конкурсе можно свободно высказываться, нельзя упускать такую возможность.

Официальный сайт архитектурного бюро «Остоженка».

Фото: Александр Плахин, Александра Голикова.

Иллюстрации: «Остоженка». 

Еще по теме:

архбюро: крупный план

Тотан Кузембаев: большие идеи из небольшой мастерской

Бюро «11»... все собирает!

Оставить комментарий