Подписка на новости
На недавнем конкурсе на проект нового здания для ГЦСИ единственным финалистом из России была студия «МEL», основанная Федором Дубинниковым и Павлом Чауниным. ARCHiPEOPLE узнал, каким образом они достигли такого успеха.
18.02.2014, 14:51 | Автор: Андрей Кановка
Как начиналась Ваша совместная работа?
Федор: Павел позвал меня работать вместе над проектом одного загородного дома. Поначалу мы работали самостоятельно, но вскоре оказалось, что это довольно неинтересно, и через какое-то время мы решили основать бюро.
Павел: Захотелось, чтобы вокруг нас происходила социальная активность, чтобы люди искусства, дизайнеры, художники приходили куда-то, больше общались. Тогда в апреле-мае 2009 года мы открыли студию на Красном Октябре, которая не была сама по себе архитектурным бюро. Первыми проектами были выставки наших друзей, посвященные современному искусству. Постепенно архитектурная активность стала выходить на первый план. Мы начали начали собирать команду архитекторов и дизайнеров.
Ф.: При этом наличие собственной площадки привлекло к нам тот род деятельности, который нам был подсознательно интересен: она стала аттрактором, центром притяжения интересных людей, которые потом часто становились нашими заказчиками. Студия стала монитором нашего стиля жизни, ценностей, которые мы поддерживаем. Она дает понять, в каком направлении мы думаем. Легко, например, определиться с заказчиком, судя по той реакции, которую производит на него наше пространство: понимает ли он, чем мы занимаемся, или это случайный человек.
П.: Для нас хорошим опытом было конвертирование лофта в офис и выставочное пространство. В дальнейшем это очень помогало. Заказчики видели насколько многофункционально то, что мы спроектировали, и просили сделать нечто похожее.
Какой из первых совместных проектов оказался наиболее важным?
Ф.: Скорее всего, галерея на «Винзаводе». Это чуть ли не первая работа, которая полностью соответствовала нашим эстетике и видению, от начала до конца. Тогда стало понятно, что выставочные и многофункциональные пространства становятся нашей специализацией. Тем более, в Москве их было недостаточно.
Какие из Ваших проектов стоит выделить отдельно?
Ф.: Дом в Хлябово - наш первый серьезный архитектурный опыт. Такая черная, прямоугольная постройка. При работе над этим проектом было использовано много технологически новых для нас решений: структурное большеформатное остекление, вентилируемые фасады из натурального гранита, размещение в одной плоскости полированных каменных поверхностей и стекла, тонированного в массе.
П.: Рядом с этим домом должно расположено здание бассейна. Оно наполовину подземное, с эксплуатируемой кровлей. Остекление отражает всю окружающую природу так, что сооружение получается эфемерным, почти отсутствующим. Это было сделано, в первую очередь, для того, чтобы не испортить пейзаж.
Ф.: Идея была в том, чтобы построить здание-интроверт, которое максимально растворяется в пространстве снаружи, а внутри имеет достаточно дружелюбный, светлый интерьер.
П.: Это первое использование нами идеи проникновения экстерьера в интерьер с помощью больших окон, размещенных вдоль всего фасада. Получилось переходящее пространство, органично перетекающее снаружи внутрь и обратно. Этому еще способствовало то, что мы не стали делить помещение стенами, а больше оперировали плоскостями и объемами.
Каким материалам отдаете предпочтение?
Ф.: У нас нет жесткой привязанности. Исходим из конкретного случая, смотрим, какой материал уместней.
П.: Нам нравится, когда строительный материал является сразу отделочным. Иногда бывает сложно объяснить заказчику, что это хорошо и красиво.
Ф.: Это органично. Как, например, в избе не надо делать внутреннюю отделку, потому что бревно само по себе красиво.
П.: Бревно само по себе красиво, бетон и черный металл тоже.
Ф.: Да, черный металл в отделке иногда кажется дикостью, но выглядит хорошо. И стоимость при этом не очень высокая. В общем, с материалами мы любим экспериментировать.
В проекте для ГЦСИ тоже чувствуется тема проникновения экстерьера в интерьер. Или это не основная его особенность?
Ф.: Да, это решение там тоже присутствует, но не является основой концепции. У этого проекта другой масштаб и, соответственно, другой уровень решений. Много сил ушло на создание проекта, учитывающего все потребности музея как сложного организма. Мы просто хотели избежать монотонной крупной постройки, создать городскую среду с человечным масштабом, территорию, где приятно проводить время.
В чем тогда важные стороны вашего проекта?
П.: Главная идея проекта в диверсифицированности музея. Меня лично отпугивает в больших музеях наличие одного объема, делящегося на несколько этажей, и всего одного главного входа. Ты входишь, этаж за этажом нарезаешь круги, поднимаешься наверх и спускаешься вниз. Такая структура очень утомительна. Нам, кажется, удалось избежать этой ошибки. Структура, которую мы предложили, позволяет проводить параллельно несколько независимых выставок: как непосредственно в самом музее, так и в павильонах на крыше. Мы хотели, чтобы в выходные дни, когда государственный музей закрыт, активность на этой площадке продолжалась. В нашей концепции, благодаря необычной функциональной организации, здание может функционировать непрерывно.
Ф.: Логистика посещения музея очень гибкая, можно выстраивать разные его сценарии. Если человек идет на какую-то специальную выставку, то он может прийти только на нее, не посещая основную экспозицию.
«Квартал» из павильонов на крыше должен был быть совсем изолирован от постоянных музейных экспозиций?
Ф.: Нет, павильоны имеют сообщение с основным фойе. В этом была одна из сложностей, как сделать павильоны, связанными с общим организмом музея и одновременно самостоятельными. Устроители конкурса требовали, чтобы у музея был один вход. А у нас он и был, в принципе, один – главный. Бессмысленно делать десять входов, ведущих в одно пространство. Все равно необходима разработанная система циркуляции. Просто ее можно гибко использовать.
Как вы оцениваете результаты конкурса?
П.: Они были неожиданными. Жюри должно было распределить места, а вышло так, что три проекта получили равное количество голосов. Окончательное решение принял уже попечительский совет. С одной стороны, плохо, что не конкурс выявил победителя, но с другой – в Москве уже так часто было, что кто-то выигрывал, а застройщику проект победителя не нравился, и в итоге ничего не строилось. Кстати, одним из важных требований при отборе участников конкурса была хорошая работа с контекстом, с окружающей средой и уличным пространством.
Ф.: Мы постарались предельно локализовать свою концепцию, чтобы заранее не допустить тех ошибок, которые могут ее полностью изменить при реализации. Мы сверялись со всеми нормами, хотя это не всегда требовалось в конкурсной документации. Нами были приглашены консультанты по пожарной безопасности, по конструкциям, по инженерным системам. Общение с ними складывалось так, будто мы уже готовы к строительству. Степень проработки вопросов была очень высокой.
П.: Участок для застройки выделили необычный, узкой треугольной формы. Это, и требование учитывать все музейные функции, сделали наш проект индивидуальным, повторить его в другом контексте уже нельзя. Впрочем, часть конструктивных и инженерных решений мы можем применять в дальнейшем.
Не было желания принять участие в конкурсе на реконструкцию Триумфальной площади?
П.: Мы решили, что достаточно одного конкурса в год. Это же очень тяжело. В больших бюро участие в конкурсах поставлено на поток. Они даже могут не вдаваться в подробности, всегда есть готовые решения, над проектами работает большая команда.
Ф.: Это к вопросу о том, стоит ли нам расти. В истории с ГЦСИ мы получили хороший опыт проектирования объектов крупного масштаба, в ходе которого пришлось привлечь сторонних специалистов. Но пока нам все-таки комфортно работать в небольшой команде, чтобы не терять личного участия в проектах. Делегировать свои творческие обязанности сейчас тоже не хочется. Нам интересно вникать в каждую деталь.
Конкурс показал, что вы успешно можете конкурировать с крупными иностранными бюро. Может быть, стоит попробовать свои силы за рубежом?
Ф.: Это уже следующий этап. Он для нас сейчас, похоже, актуален. Но при этом мы понимаем, что архитектура - очень локальная вещь.
Фото: Александра Голикова; MEL Space