Айрат Багаутдинов: «В вузах должен появиться курс истории строительства!»

Ты по образованию инженер?

Я закончил Казанский государственный архитектурно-строительный университет.

Чему ты там научился?

Я учился на инженера-строителя. Сложно в 17 лет понять, чем ты хочешь заниматься, и я к концу обучения осознал, что душа моя лежит к истории. История же совершенно разная. Необязательно заниматься политической историей или историей общества. Мне интересна история строительства. И наверно, стремление реализовать то, что я получил за 5 лет обучения, тоже сказалось. В большей степени я занимаюсь не исследованиями, а просвещением, делаю публичные лекции, экскурсии, детские мастер-классы, веду блог, пишу статьи.

То есть ты ушел от практики в сторону теории?

Если бы это была строительная теория, то я занимался бы поиском новых методов расчета конструкций. Кто-то занимается историей костюмов или автомобилей, а я люблю строительство и занимаюсь историей строительства.

В строительстве я никогда не работал, если не считать студенческих практик. После армии я сразу приехал в Москву, запустил туристический проект Moscow Free Tour. Когда прошло два года, проект стал действовать автоматически, требовал от меня меньше усилий, и я нашел время реализовать свою давнюю мечту.

В МАрхИ архитекторы практически не изучают инженерное дело, в отличие от их иностранных коллег. Получается, они много теряют?

Обычно архитекторам дается курс строительной механики, насчет сопромата я не уверен. В общем, основы инженерного дела, безусловно, даются. Но проблема нашего образования не в отсутствии специальных курсов, а в том, как они читаются. Часто это никому не интересно и скучно.

Одна из моих сверхидей – добиться того, чтобы появился курс истории строительной техники в МГСУ и МАрхИ как минимум. Я сам, отучившись 5 лет, могу ответственно заявить, что 95 % студентов выходят примерно такими же из вуза, какими зашли. Никому образование не нужно, никто ничего не знает. И возникает вопрос, как они потом будут строить?

Мне кажется, можно лучше понять такие сложные вещи, как строительная механика и сопромат, если состыковать их с историческим подходом. Например, одно дело, когда ты говоришь: «Запишите, сегодня будем изучать расчет железобетонных конструкций по предельным состояниям». И другое дело, когда говоришь: «Ребят, видели мостики в ГУМе? Так вот это первая железобетонная конструкция в нашей стране, а делал ее пионер железобетона Артур Лолейт. Наш соотечественник, который сделал много чего еще. Конструкции для Пушкинского музея, например. И кроме того, он придумал технику расчета по предельным состояниям». Это же все не абстракция, а вот наш земляк на нашей земле технику придумал. А как придумал? Делал расчеты, понял, что необязательно делать мостики толщиной 30 сантиметров, а достаточно и 10.

Думаю, такой подход в корне меняет процесс обучения. Когда тебе 17 - 20 лет этот подход более приемлем, чем простое объяснение сухой теории.

Действительно, наличием памятников модерна, конструктивизма, даже сталинских высоток мы обязаны сильным инженерам. А как еще можно повысить привлекательность инженерного дела?

Другой способ – рассказывать о наших выдающихся соотечественниках. До недавнего времени, по крайней мере, был особый ореол у профессий ракетостроителей, авиастроителей. Все это из-за широкой государственной пропагандой этих видов инженерного творчества. И во многом она была связана с пропагандой конкретных лиц.

Популяризировали Жуковского – назвали в честь него город, университет, улицы. То же самое с Королевым. А строительные инженеры оставались все время в стороне, потому что Советскому Союзу нужны были больше достижения в сфере освоения космоса и в оборонке, а строительство вроде как само собой шло, никого не интересовало. Но космос и оборонка никак не связаны с жизнью 99,9 % людей.

Строительство же окружает нас каждый день: это дома, в которых мы живем, улицы городов, по которым мы ходим. Инженеры-строители должны больше уважения заслуживать. Рассказывать о достижениях инженеров, об их труде – это тоже путь повышения интереса к профессии.

Кто из архитекторов тебе ближе?

Из современных отечественных никого назвать не могу. Большая часть из них меня удручает, честно говоря. Если же говорить об инженерах, то неплохие у нас есть. В ком-то сочетается архитектор и инженер. Например, Боков, который сейчас строит стадион на Ходынском поле, сделал «Шайбу» для Олимпиады. Он мне симпатичен еще и потому, что проводит в жизнь идею сетчатых конструкций, который были заложены Шуховым.

Нодар Канчели – очень интересный инженер, хотя он и дискредитирован обрушением Трансвааль-парка и Басманного рынка. У него есть и другие проекты: железобетонная оболочка в Даниловском рынке вполне хорошая, одна из немногочисленных конструкций такого рода, сделанная на высоком уровне.

Хороший инженер познается ретроспективно. Сегодня ты не скажешь, хороший он или нет, а когда увидишь его конструкцию через 100 лет, и она будет стоять, тогда скажешь – да, это был хороший инженер.

Большинство архитекторов сегодня работают в ретроспективном ключе. Даже те, кто вызывают уважение как личности, строят в стиле, который мне не симпатичен. Я воспринимаю архитектуру структурно, более конструктивно. Мне кажется, что архитектура должна постоянно находиться во взаимоотношении с последними технологическими достижениями. С одной стороны, архитектор должен следить за появлением новых материалов и конструкций, с другой – ставить перед инженерами задачи, которые повлекут за собой появление новых технологий. Архитекторы могут быть хорошими художниками, они могут хорошо рисовать коринфские и ионические ордера, но к сожалению, это не двигает технологии вперед.

Допускаешь ли ты какие-то заимствования из старых стилей?

Если говорить о конструкциях, то не столько заимствования, сколько интерпретации. Интерпретация в архитектуре часто поверхностна, визуальна. В инженерии должно быть обязательное развитие. Ведь, например, Шухов, делая перекрытия для ГУМа, старался не повторять аналогичные конструкции, которые существовали в его время в Милане или в Париже. Он добился своего элементарным способом, добавив растяжки. И арка стала значительно легче - и визуально, и по материалам.

Известный современный архитектор Бархин, у которого я недавно имел честь брать интервью, правильно сказал, что люди рождаются со склонностью либо к авангарду, либо к ретроспективе. В классике нет ничего плохого, но пока она никак не двигает архитектуру вперед.

Как все-таки ты стал заниматься историей?

В 17 лет сложно понять, гуманитарий ты или техник. К последнему курсу я понял, что я больше гуманитарий. Мне была интересна, скажем, не просто технология буронабивных свай, а кто ее придумал, когда она появилась, как развивалась. Это не отменяет знания современности, поскольку это тоже один из исторических этапов.

В истории строительства надо понимать, как пришли к той или иной технологии. Это позволяет более объемно взглянуть на архитектуру. Увидеть ее в четвертом измерении. Строительную механику всегда подают так, будто это нечто нерушимое и неизменяемое. Когда же ты занимаешься историей, то ты узнаешь, что, например, Дмитрию Ивановичу Журавскому надо было рассчитать мост для Петербурго-Московской железной дороги. Он задумался, а как его рассчитать, если технологии такой нет? В итоге, сам все придумал.

Зная это, ты начинаешь понимать, что строительная механика – это набор условностей, накопленных на сегодняшний день. Это позволяет трезво к своей работе относиться. Если ты используешь какую-то методику, то не факт, что твое здание не рухнет. И это вырабатывает критический подход. Потому что если Журавский что-то придумал 100 лет назад, то может, и ты что-нибудь новое придумаешь с учетом последних технологий и методов расчета. Педагогический и научный эффект от применения исторического подхода очень большой.

Как историк, в чем ты видишь проблемы развития российской архитектуры?

Есть распространенное мнение, что возвращение к классике в 90-е годы произошло из-за прихода к власти элит с плохим вкусом, которым кажется, что здание «Военторга» на Воздвиженке с элементами модерна и конструктивизма – это плохо, поэтому надо сделать там колонны, отделать все мрамором и так далее.

Более глубокая причина в том, что государство пытается снова продвигать идеи величия, и единственный архитектурный стиль, который может прославлять - это классика. Со времен Древнего Рима так повелось, и пока ничего лучше не придумали. Сталин обратился к классике, когда потребовалось подчеркнуть собственное величие, и теперь то же самое.

Модернистская архитектура из бетона, стекла и стали, которая вернулась в СССР в 50-60-е годы, очень четко стала ассоциироваться с «совком». И когда в 90-е было отторжение всего советского, отказались и от модернизма.

Современные российские архитекторы стараются идти в ногу со временем. Многие их проекты ничуть не хуже большинства выдающихся образцов. При этом на деле всегда чувствуется что-то не то.

За рубежом сильная модернистская школа, традиции которой не прерывались на протяжении долгого времени. У нас метания между разными стилями, конечно, дают отрицательные плоды.

Возвращение к классике все-таки неочевидно. Архитекторы, кажется, сами не знают, в каком стиле строить.

Верно, Москва сегодня застраивается разностилево. Но все же, если брать «знаковые» постройки, видно возвращение эклектики. Вот у Посохина-младшего новые материалы использованы: стекло, пластмассы, но зачем-то колонны приделаны, совсем непонятно становится.

У нас в России принято бросаться из огня да в полымя. Сейчас - очередной виток ретроспективной архитектуры. Возможно, впоследствии придет новая эпоха модернизма, хай-тека.

Будет здорово, если первой постройкой хай-тек образца будет какая-нибудь церковь.

Архитектура церквей, кстати, наглядный пример ретроспективного отношения. Школа прервалась на 70 лет, и когда архитекторы встали перед вопросом, как строить церкви, оказалось, что последнее к чему можно обратиться, это храмы в неорусском и неоклассическом стилях. А за рубежом никогда не боялись строить культовые сооружения необычно, тот же Ле Корбюзье с его капеллой в Роншане.

У меня тут недавно случилось маленькое открытие. Есть строительные нормы и правила по проектированию храмов, у которых два тома из трех - это перепечатка типовых проектов начала 20 века. А ведь храмовое зодчество всегда было отражением последних тенденций в архитектуре и инженерии. По крайней мере, до середины 19-го века где еще надо было строить большие пролеты? В храмах приходилось использовать новые инженерные решения. Сегодня ситуация равно обратная: храмы – это самое ретроспективное из того, что есть в нашей стране.

В чем ты еще находишь удовлетворение помимо архитектуры?

Проект «Москва глазами инженера» отнимает по 17 часов день, и ни на что другое времени не остается. Но он мне приносит много удовольствия, я не ищу ничего другого. Я люблю исследования, но на это сейчас мало времени остается, к сожалению.

Что касается творческих идей и планов: я сейчас пишу детскую книгу про Шухова – «Что придумал Шухов», чтобы популярно детям и взрослым объяснить, за что же надо любить Шухова, кроме башни.

Есть идея сделать «шуховскую экспедицию», хочется «вывезти» знания о нем за пределы столицы посредством передвижной выставки. Мы уже пишем материалы, намечаем маршрут, ищем финансирование. Особенно интересны города, где уже есть его постройки, потому что там зачастую люди живут бок о бок с уникальными сооружениями и даже не знают, что это такое. Как показывает практика, если не местные жители, то никто эти сооружения не спасет. Поэтому надо просвещать их.

Еще хочу запустить в производство детский конструктор, который позволяет собирать всевозможные структурные вещи, начиная от мостовых ферм и заканчивая сетчатыми покрытиями. 

Официальный сайт проекта «Москва глазами инженера».

Фото: Александра Голикова, Александр Плахин.

Еще по теме:

Урбанисты

Вова Воротнёв: «Стрит-арт умер и вышел из моды»

«Ландшафты и театры»

Айрат Багаутдинов

Бабье лето с историком инженерии и велосипедом!

"Неглинка - река-невидимка"

Оставить комментарий