Метаморфозы предметов в творчестве Александра Бродского

«Слово «дверь» - это существительное или прилагательное?» «Прилагательное, - отвечает Митрофанушка, - ее же прилагают!» Так было в пьесе Д.И. Фонвизина «Недоросль». У Бродского же все совершенно иначе: дверь - и существительное и прилагательное – она может существовать как отдельно, сама по себе, или в группе подобных ей «персон», так и может быть приложена к чему-либо. В любом случае, она является частицей, несущей в себе образующий созидательный заряд.  

Под словом «дверь» в данном контексте следует понимать не только дверь как таковую, но и другие предметы (материальные объекты), «истерзанные временем», часто фигурирующие в творчестве Александра Бродского и обладающие неоднозначным смыслом, преломляющимся каждый раз, когда автор использует их в своих произведениях, открывая новое звучание.

Речь пойдет об обыденных предметах, бытовавших у каждого, но с течением времени утративших первоначальный вид и выброшенных за ненужностью, и о том, насколько эти вещи видоизменились конструктивно, и какое приобрели значение, попав в руки Бродского.

 Интерес мастера к предметам такого рода объясняется его бесконечной любовью к сохранившим воспоминания о детстве старым домам. Не только к жилым домам, а в целом к постройкам и вещам, являющимся свидетельством времени, и исчезновение коих сейчас так беспокоит автора. Ведь все те двери и окна некогда отворялись навстречу вечной весне, на залитых краской стеклах процарапывались лихие слова и рисунки, а желтый свет пыльных абажуров манил вечером домой.

Бродский умело обращается с этими забытыми обществом деталями: удачно вписывает их в интерьер, делает их частью инсталляций или использует в качестве «кирпичиков» для какого-либо архитектурного проекта.

Одним из примеров подобных работ может послужить Ротонда, выполненная в 2009 г. специально для фестиваля «Архстояние»: деревянная постройка, застрявшая посреди цветущего гречишного поля и неба. Если рассматривать данный объект с точки зрения вложенных множеств – кругов Эйлера, – то с высоты птичьего полета можно увидеть следующие цветовые комбинации, меняющиеся в зависимости от времени года: лето и зима – белое на белом, где в качестве первой и неизменной точки представлена Ротонда, так как летом гречиха цветет белым, а зимой поле запорошено снегом; весна и осень предлагают вариации – белое на черном, белое на густо коричневом либо же белое на зеленом.

Это  овальное в плане сооружение, тогда как название говорит о том, что в плане должен быть круг. По всему периметру нижнего яруса-этажа прорезаны дверные проемы с разнообразными дверьми (около двадцати). Над каждым проходом соответственно на втором ярусе выполнены оконные проемы, в этом случае не имеющие наличников или же оконных рам. Третий ярус представлен плоской крышей, откуда открывается прекрасный вид на окружающие леса, поля и деревню Николо-Ленивец. На крышу можно попасть, поднявшись по деревянной лестнице из галереи второго этажа, в свою очередь на второй ярус ведет аналогичная лестница, расположенная внутри.

Двери, использованные в этом проекте, ранее принадлежали старым домам, разрушенным и непригодным для жилья, они продолжили свое существование на «борту» Ротонды. Данные элементы постройки довольно разнообразны: широкие и узкие, высокие и низкие, со стеклами либо сплошь деревянные, с ручками и без, разных оттенков, но есть и один объединяющий момент – краска осыпалась, цвет уже не столь ярок, они  - осколки чьей-то жизни. Это как новая жизнь старого предмета, заново появившаяся на свет вещь. Превращение, метаморфоза, философия бытия.

Композиционной и конструктивной осью сооружения является очаг, сложенный из кирпича. Вечером в нем можно развести огонь и наслаждаться игрой света и тени: в зависимости от положений дверей (открытые, закрытые, полуоткрытые) меняется и освещение в интерьере, а так как дверей много, то возможны интересные варианты (за данными изменениями также увлекательно наблюдать и в светлое время суток).

Ротонда Александра Бродского создает поле для полета фантазии: издалека она походит на множество предметов. Например, это может быть белый пароход с квадратными иллюминаторами-глазницами и дымящейся трубой в белом море цветущей гречихи (труба очага прорезает плоскость крыши и венчает собой все строение); или гигантская шляпа безумного Шляпника; либо детская карусель, гарцующие лошади которой спрятаны за дверными проемами. Тулово всей конструкции установлено на небольшой базе, диаметр (если это слово можно употребить по отношению к заданному объекту) которой больше, чем диаметр самого помещения.

Таким образом, потрескавшиеся двери Ротонды являются основным художественным элементом, создающим многообразие восприятия данной постройки.

Еще одна Ротонда установлена при входе в Пермский музей современного искусства PERMM, где в 2010 г. проходила ретроспективная выставка Бродского «Инсталляции». Это сооружение похоже на своего предшественника, но все-таки имеет индивидуальные черты. Ротонда представляет собой овальное в плане «двухъярусное» деревянное строение, окрашенное в белый цвет. Данный объект объемом не превышает свой прототип в Николо-Ленивце, но главный акцент также сделан на окна и двери, с той лишь разницей, что пронумерованные старыми табличками двери установлены вплотную друг к другу, а не прорезаны в толще дерева. Над дверьми расположен хоровод вертикальных окон, залитых белой краской с процарапанными на ней различными рисунками.

Эта графика напоминает еще об одной выставке архитектора «Окна&Фабрики», одним из компонентов которой были лайт-боксы с нанесенными на них акриловой краской подобными рисунками, где «окна» напоминают окна зданий, закрытых на ремонт, или рисунки детей восковыми карандашами, когда сначала выводится контур предмета, а далее он заливается той или иной краской, оставляя рваную линию. Похожий прием был использован автором в оформлении интерьера магазина «Кузнецкий мост, 20». Фасад был украшен интересной композицией – застекленной нишей, выгодно выделяющейся на буровато-розовом фоне здания белым обрамлением, внутри которого, непосредственно на стекле, справа налево в зеркальном отражении процарапано слово «ремонт», а также разного рода штриховки (будто кто-то пытался расписать ручку с засохшими чернилами) с тремя глиняными ежиками, сидящими на маленьких перевернутых банках под огненно-рыжим абажуром за глиняным же столом, удерживающим миниатюрную бутыль и три стакана. Становится ясно, что ежи – это либо хозяева квартиры, решившие сделать ремонт, либо рабочие, прохлаждающиеся после окрашивания стен. Этот тот вариант, когда не нужно задумываться о том, что за белыми стеклами возможно ведутся ремонтные работы, как это было в других произведениях, в этом случае все сказано прямым текстом.

Внутри пермской Ротонды по центру находится овальный белый стол, над которым висит матовый шар-светильник белого же цвета. В зависимости от того, какую из дверей отворить – открывается разный городской пейзаж. Возникают ассоциации с нуль-кабинами братьев Стругацких, позволяющих путешествовать в самые запредельные уголки вселенной, не покидая кабины.

Таким образом, используя окна и двери в качестве строительного материала для создания архитектурного объекта, автор параллельно сотворил некое волшебное пространство, открывающееся при помощи данных элементов и усиливающееся ими.

Стоит вспомнить еще об одной более ранней работе архитектора, по духу напоминающей обе Ротонды. Это «Павильон для водочных церемоний», построенный в 2003 году для фестиваля «Арт-Клязьма». Название явственно отображает назначение данной постройки. Объект выполнен из оконных рам XIX века, которые были спасены во время сноса фабрики Бутикова в районе Остоженки. Павильон стоит на четырех сваях-ножках, к входу ведет небольшая лестница без перил. Стены, двускатная крыша и дверь – все это состоит исключительно из оконных рам, выкрашенных в белый цвет, как и остальные детали. Настил пола выполнен из деревянных досок. Стоит отметить, что у Бродского довольно часто многие элементы или поверхности целиком окрашены именно в белый цвет или светлые тона. Внутри домика находится небольшой стол и сверху нависает шар-лампа (аналогичная композиция наблюдается в пермской Ротонде). Некоторые из окошек на плоскости стен действительно форточки, которые являются единственными черными провалами в этой белой конструкции, особенно если наблюдать ее в зимний период.

По сравнению с обеими Ротондами павильон выглядит более хрупким, ведь основным элементом здесь являются окна XIX века, которые по своим размерам и фактуре (они имеют больше дробных элементов) отличаются от современных. Но эта хрупкость только усиливает работу воображения: например, появляются параллели с японскими домиками, поднятыми на сваи и их геометрически разлинованными раздвижными стенами. Усиливает это впечатление интерьер, размещение за столом которого представляется не иначе, как в позе «лотоса». Глядя на павильон, его свободно можно представить в саду камней или под цветущей сакурой.

Итак, двери и окна, используемые Бродским в данных архитектурных объектах, стали конструктивно необходимыми художественными элементами, открывающими новую реальность, созданную автором.

Действительно, Бродский создает свою собственную реальность, в которой смело оперирует порой специфическими предметами и материалами, экспериментирует с ними, не боясь того, что произведение может через некоторое время после создания кануть в Лету. Ведь в сущности постройки в основном выполнены из уже отживших свое ветхих деталей, и неизвестно сколько они еще смогут просуществовать. Для него важен сам факт творческого акта, и то, что почувствуют увидевшие работу люди, их эмоции.

Далее можно привести несколько примеров интерьеров, где обыкновенные вещи, примененные архитектором в оформлении, зазвучали по-новому.

Начать стоит с кафе-ресторана-клуба «Улица ОГИ», располагавшегося в одном из закоулков Петровки. Вход в «ОГИ» был представлен в виде прямоугольного объема, обшитого металлическими листами, с двумя входами и надписью на торце, извещавшей о названии заведения. Сам клуб находился в подвальном помещении, пространство которого можно разделить на несколько зон: прихожая, гардероб, главная площадка со вторым ярусом и отдельная, не изолированная комната (v.i.p.-зал), огороженная кирпичной кладкой.

Прихожая: довольно маленькая площадка, представляющая собой узкий коридор, от которого вниз (к гардеробу) и направо (на верхние ярусы) ведут лестницы. Лампа из черного «пожеванного» куска металла, висящая в левом углу, разгоняет сумрак. Стены прорезаны небольшими окнами рифленого стекла.

Гардероб: также небольшой коридор, упирающийся в старую телефонную будку, слева от которой расположен вход в главное помещение, а справа – туалет. Кафедра гардероба оформлена в виде высокой (примерно по пояс) батареи-гармошки.

Основное пространство ресторана было решено в виде улицы, отсюда и название «Улица ОГИ». Грубая кирпичная кладка стен, окрашенных в бело-серые тона, с окнами на уровне второго яруса. Окна – это среднего размера ниши с вмонтированными в них лампочками и полностью закрытые тонированным толстым стеклом. Стены становятся фасадами домов с «черными» пожарными лестницами. Отсюда ощущение присутствия во внутреннем дворике вечернего города, а не в интерьере. Вот она, очередная метаморфоза, только в данном случае она гораздо масштабнее – цветущий иллюзорный мир под «колпаком», - появляется ассоциация с подарочными хрустальными шарами, в которых находится целый город. В нескольких местах по периметру стен на разных уровнях хаотично располагались батареи-гармошки, которые перекликались вертикальными деталями с оформлением ограждений второго яруса и четырех балкончиков, походивших на решетки детских кроватей-манежей. К этим балкончикам вели лестницы от самого пола, так же как и к большому балкону, который из-за своих габаритов можно назвать «вторым ярусом».

V.I.P.-зал также размещался в главном объеме интерьера, будучи всего лишь огражденным «дырчатой» (кирпич с прорезанными в нем двумя рядами параллельных вертикальных отверстий) кирпичной кладкой. Таким образом, эта лоджия представляла собой площадку, напоминавшую летнюю террасу или балкон.

Под потолком находилось некоторое количество вентиляционных труб, окрашенных в светлые тона. Кое-где трубы были параллельны друг другу, а местами пересекались, создавая витиеватые узоры. Чуть ниже были натянуты черные тросы, хитросплетенные в единую систему, с узлов которой свисали абажуры. Каркасы абажуров были сделаны из помятого темного куска металла так же, как это было при входе в клуб в прихожей.

Столы были выполнены по-разному: большие, на четыре персоны, были покрыты темно-зеленым лаком и искусственно состарены, отчего на плоскости столешницы пролегли трещины; маленькие, на две персоны, находившиеся  на балкончиках, были выкрашены в белый, а столешница у них была представлена в виде толстого мутного стекла, аналогичного так называемым оконным проемам в толще кирпичной кладки.

Лейтмотивом помещения являлись лестницы, многократно повторяющиеся. Своеобразная реприза этого элемента – батареи-гармошки. Некоторые детали отражались друг в друге или же повторялись отдельные их части, за счет этого обеспечивалось ощущение завершенности и гармонии. Так, например, можно провести следующую линию объектов: окна-проемы и столешницы столиков на балконах; вертикальные линии лестниц, батарей, ограждений балкончиков и оформления гардероба; белые пятна плитки, частично попадающейся на стенах и полностью заполнившей барную стойку; черная жесть ламп и абажуров и темные места плиточного пола. Все эти предметы - гармошки батарей, старые столы, пожеванные жестяные плафоны могли бы валяться на свалке, и никто бы не обратил на них внимания, но Александр Бродский увидел и смог объединить их воедино так, что они расцвели прекрасным теплым созвучием.

Кафе «Апшу» находилось в подвале дома XIX века в Климентовском переулке и имело много общего с «Улицой ОГИ». Помещение было несколько просторнее и делилось на большее количество составляющих: прихожая, гардероб, коридор со столиками и отдельной комнатой, открытая площадка с барной стойкой, которая сообщается с основным объемом кафе.

Заведение также как и «Улица ОГИ» располагалось в подвальном помещении. Вход был представлен в виде небольшого прямоугольного треугольника, покрытого скрепленными металлическими пластинами.

Внутри «портала» кафе находилась миниатюрная деревянная площадка, с двух сторон окруженная зеркалами в человеческий рост. Налево вниз вела узкая бетонная, не обработанная лестница, заканчивавшаяся такой же маленькой площадкой, что была сверху, и зеркалом. Стены были выложены из кирпича, окрашенного в светлые тона. Таким же образом были оформлены стены и во всем помещении, за исключением одной «комнаты».

Проем гардероба был представлен в виде старого деревянного лакированного серванта с открытыми створками для приема вещей. Открытые створки наводили на мысли о «Хрониках Нарнии» Клайва ​Льюиса и о его «Платяном шкафе», сквозь который было возможно попасть в другое измерение. Так и здесь – сначала посетитель видит обычный закрытый сервант, затем двери открываются, и «плоское» становится «объемным». Обычный шкаф превращается в волшебное пространство.

Далее следовал небольшой коридор, который вел к главному залу кафе. Сам коридор можно разделить на три части: по левую сторону находились антресоли из неокрашенного дерева на опорах, для того чтобы человек мог выпрямиться во весь рост. Под ними были расставлены несколько столов, так же выполненных из дерева. С потолка, которым являлось дно антресолей, свисали абажуры, сформированные металлическими сетками, скрепленные в виде больших перевернутых чаш и обтянутые неровными кусками ткани светлого цвета. Аналогичные светильники или немного меньшие по величине располагались по всему пространству кафе. По правую сторону коридора, напротив антресолей, находился «темный» зал, так как его стены покрывала теплая темно-коричневая краска, по периметру располагались диванчики, обитые черной тканью, и несколько столов. Для того чтобы отгородить «темный» зал от коридора, автор сделал «стену» из старых оконных рам (те самые рамы, нашедшие продолжение своего пути и в «Павильоне для водочных церемоний») с уже облупившейся краской, соединив их в единое полотно от пола до потолка. В этом зале на разнообразных полках и внутренней стороне оконной «стены» были разбросаны книги, что создавало творческий беспорядок.

Следующим за коридором появлялся зал с баром. В нем были установлены несколько белых столов со столешницами из белого кафеля. Таким же образом была решена стойка бармена. Напротив стойки в углу стояла деревянная лавка, такая, какие обыкновенно есть в каждом парке. Большую часть стены занимало окно, выполненное в виде уже упомянутых скрепленных воедино старых рам, только в этом случае стекла были окрашены белой краской, местами потекшей и оставившей несколько ручейков. Окна изнутри подсвечивались, тем самым создавая иллюзию того, что за ними течет жизнь дневных улиц.

Большой зал был приблизительно равен по площади всем прочим объемам вкупе. Он был наполнен массивными овальными деревянными лакированными столами и белыми квадратными столами с кафельным покрытием. Один из овальных столов стоял точно под гигантской деревянной кроватью, поднятой практически до уровня потолка и напоминавшей о коридорных антресолях. Со «дна» кровати свисает очередной абажур, которыми так же был наполнен и сам основной зал. Под потолком, аналогично интерьеру «Улицы ОГИ», были проложены вентиляционные трубы цвета жести. Чуть ниже их спускалась драпировочная белая сетка. Кладку стен прорезали несколько окон, тождественных залу с баром. Вдоль одной из стен был установлен длинный высокий диван, обитый светлой тканью. Помимо диванов, столов, стульев и огромной кровати в интерьере находились несколько шкафчиков, наполненных книгами. Сами шкафы представляли собой каркасы из деревянных реек, заполненные стеклом. Наличие данных предметов быта придавало интерьеру завершенность за счет того, что деревянные вставки перекликались с покрытиями столов, стульями, кроватью, тем самым создавая больше уюта, разбавляя бледный колорит внутреннего убранства. Если бы их не было, то помещение бы производило впечатление больничного кабинета с его холодом и отрешенностью, так как в пространстве изобиловали элементы, создающие такую атмосферу: это плоскости остальной части столов, отделка изгороди бара, фактура стен и окна, окрашенные в белый цвет.

Бродский удачно преобразует подвальное пространство: с помощью окон, вмонтированных в кладку стен, окрашенных («Апшу») или с плотным мутным стеклом («Улица ОГИ»), подсвеченных с другой стороны специальными лампами и являющимися некой «точкой отсчета», он создает два сценария, в которых оба эти пространства живут в своем собственном мире, но на поверхности. Если в интерьере ресторана создавалась иллюзия того, что человек находится на открытой площадке, ограниченной лишь стенами домов, в которых горит свет, то в кафе явственно ощущалась закрытость «квартиры», в окна которой падает свет улиц.

Таким образом, иллюзорные миры Бродского, появившиеся еще в годы бытия «бумажным» архитектором, выполненные из камня, дерева, плитки, стекла, кожи, покрытые краской и драпом, нашли себя в подвалах улиц Москвы. Автор в одном из интервью подтвердил, что идеи тех времен не забыты, что частично свое творчество черпает как раз с этой «полки». А многофункциональность данных пространств (и клубе, и в кафе проводились разнообразные выставки, литературные вечера, концерты и просто общение людей) напоминает о «флэтах» и «сквотах» неформальной молодежи.

Одним из последних оформленных архитектором пространств стал уже упомянутый интерьер магазина «Кузнецкий мост, 20». Его можно разделить на несколько частей: пять торговых залов, коридор (ось помещения), и кафе, спрятанное в конце магазина.

Автор предлагает свободное перемещение по всей площади, образуя своего рода три параллельных друг другу «анфилады»: из зала №1 посетитель попадает в зал №2, и оттуда сразу в кафе; сквозной коридор находится в параллели к этому вектору; и третья параллель -  из зала №3 в зал №4, оттуда в зал №5, который в свою очередь ничем не отделен от ресторана, они смежны. Дверей между залами не существует, есть только проемы.

Бродский использует в данном помещении свои излюбленные приемы, которые уже были задействованы в оформлении интерьеров кафе «Апшу» и «Улица О.Г.И.» - необработанная кирпичная кладка (местами не выровненная, «рваная», что придает еще больше фактурности, также как и заложенные старые своды, рисунок которых читается до сих пор), окрашенная в белый цвет; потолок – это деревянный побеленный настил с вкрученными кольцами для мобильных вешалок и ламп.

Действительно, если не обращать внимания на предметы одежды, то есть вероятность окунуться в атмосферу ремонта, в которой изобилует белый цвет (этот цвет является одним из основополагающих в данном дизайнерском решении).

Мобильность. Это слово как нельзя лучше подходит для объектов, наполняющих залы (примерочные, витрины, стеллажи, вешалки, источники света и пр.), потому что многие из них могут с легкостью перемещаться: металлический белый каркас примерочной, обитой фанерой, опирается на маленькие колеса; также колесами оборудованы пара стеклянных витрин, наполненных аксессуарами, и несколько обувных стеллажей. Такие решения встречались в оформлении витрин для венецианской биеннале 2006 г. и для выставки «Окна&Фабрики».

Помимо вышеперечисленных предметов в комнатах находится великое множество белых столов и стульев, из которых сооружены интересные конструкции, например, поставленные друг на друга столы с перевернутыми стульями, где каждый из предметов является открытой витриной, на нем разложены вещи. Вездесущность белого разбавлена кадками с живыми деревьями, коричневыми диванами и разнообразием представленного на продажу товара. Но, несмотря на обилие всего, не возникает ощущение хаоса или свалки, все на своих местах.

В дальней части занимаемой площади расположено кафе. Это чрезмерно светлое пространство, питающееся лучами солнца, проникающего сквозь остекленную крышу-потолок, (пластик матового сетчатого стекла, разделенного металлическими вставками) и одетое белым кафелем и деревянными досками пола вместе с окрашенной кирпичной кладкой стен.

Композиционным центром кафе является барная стойка, «обрамленная» шестью квадратными в плане опорами, облицованными белой плиткой, которые соединены в верхней своей части тоннелем сетчатых прозрачных антресолей, местами обитых необработанными деревянными досками. Антресоли заполнены разного рода картонными коробками, книгами, полными бутылками и прочим живописным мусором, который придает месту определенный колорит. Данные опоры конструктивно необходимы, так как поддерживают металлический каркас, замыкающий в себе потолочные стекла.

Бар – это уложенные в каре старые двери с облупившейся краской и частокол деревянных досок, где каждый элемент, что не удивительно, окрашен в белый цвет. Необходимо отметить, что такой объект как дверь последнее время довольно часто встречается в творчестве Бродского, как раньше старые оконные рамы. Эту деталь можно было отметить как ведущую в его обеих Ротондах, что же касается «Кузнецкого моста, 20», то помимо оформления места бармена есть еще несколько дверей, потрепанных временем и нашедших здесь прибежище: отдельно стоящая при входе в кафе, болотного цвета; и ведущая в туалет – с четырьмя маленькими квадратными окнами сверху.

Если рассматривать барную стойку как точку отсчета, то следует выделить несколько следующих за ней «кругов»: высокие белые табуретки, затем кафельные опоры с сеткой антресолей, далее – расположенные по периметру помещения столы и стулья (белые, тяжелые, так как на металлическом каркасе), а также разбавляющие гамму уже встречавшиеся в холлах магазина коричневые диваны и кадки с голыми деревьями с засушенными соцветиями, выгодно выделяющиеся на фоне необработанной кладки. За баром размещается кухня, вся плоскость стен которой выложена «заводской» полупрозрачной плиткой, а само пространство устроено в форме глаголя. В углу, образованном стенами «кухни», находится светло-синий комод с множеством выдвижных ящиков. Перед баром – стойка ди-джея (судя по тому, что вся поверхность уставлена музыкальным оборудованием) – столешница, одетая в старое дерево, окрашенная зеленым цветом, с длинными металлическими ножками на колесах.

Подводя итог, необходимо подчеркнуть, несмотря на то, что кафе не отделяется от остального интерьера специальными перегородками или какими-то иными средствами, это пространство, тем не менее, читается и как нечто отдельное (вероятно, из-за того, что имеет четкую центровку и световое выделение), и как неотъемлемая часть законченного произведения, идеально вписанная в общий замысел автора, где каждая деталь связана друг с другом, они перекликаются, используя ранее задействованные мотивы в новом ключе, новой обработке. Ведь Бродский раньше не занимался оформлением магазинов. Но в данном случае это пространство и не похоже на магазин, скорее – на выставочную территорию с очередной масштабной инсталляцией.  

Все те старые оконные рамы и двери, рассыпающиеся абажуры, потрескавшиеся столы, рваные драпировки являются не только художественными элементами различных работ Александра Бродского, но также с помощью них автор создает отдельную реальность. Используя предметы и материалы, имеющие склонность к саморазрушению, автор говорит о пограничности состояний, о том, что сейчас все незыблемо, а через мгновение ситуация может кардинально измениться. Он будто выхватывает предмет из течения времени и пытается его зафиксировать в сиюминутности. Такой символический подтекст звучит во многих его произведениях: но это не только темы безысходности, гудящие в подземных распадающихся трубах, есть и другие грани – распахнутые окна и двери, открывающие новые миры и будоражащие фантазию, а также пространства, распускающиеся в недрах подвальных помещений, рожденные в обновленных комбинациях. В своих работах Александр Бродский сумел показать, что красота кроется в любой повседневной вещи, а способность увидеть ее зависит лишь от точки зрения и угла наклона. 

Еще по теме:

Архитекторы

Архитекторы выступили за обмен культурами за круглым столом с Робертом Стерном

Выставка проектов Эдуарду Соуту де Моура в МУАРе

Александра Голикова

Художник Сергей Животов о постоянных поисках в искусстве

Выставка проектов Эдуарду Соуту де Моура в МУАРе

Колумнисты

Приятно и полезно: 10 документальных фильмов для архитекторов

Олимпийская архитектура: самые выдающиеся постройки

Оставить комментарий