Диалог с Тони Перротэ об искусстве, Москве и «babúshkas»

В основной зал лектория Гаража, где выступал великий и простывший Рем Колхас, пришлось пробиваться локтями. Мест нет, вероятно, занимали очередь за полгода (как в iStore в сентябре). Самые дерзкие юные архи-любовники раскладываются на полу, я подпираю колонну, и замечаю мужчину в первом «элитном» ряду. Его носки с узором идентичным тому, что на моём кардигане дерзко торчат над зелёными кедами. На тот момент я понятия не имела кто такой Тони Перротэ. Мы встретились взглядами, а через минуту уже обменивались визитками. Я говорю: «Я журналист, пишу для Архипипл», он «Круто, я тоже пишу, для Wall Street Journal».

Тони Перротэ приехал в Москву на неделю, чтобы сделать материал о локальной арт-сцене для «Дневника Уолл-Стрит». Седовласый улыбчивый австралиец уже давно живёт в Нью-Йорке и пишет в лучшие издания мира об искусстве и путешествиях, в промежутках между изданием книг о «причиндалах» полководцев и участии в антологиях «The Best American Travel Writing» (Лучшее американское произведение о путешествиях). В Москве его принимал Гараж и отель Ritz-Carlton, последний принял и меня на следующее утро.

Тони встретил меня в пёстрой «гавайке» и радостно сообщил, что ему сняли швы с пятки.
- Что случилось?
- Попал в небольшую аварию на мотоцикле.

Кажется, что это человек без возраста. Мы хохочем и пьём пиво Corona с лаймом на крыше Ritz, и язык не поворачивается обращаться к нему на «вы». У Тони много дел, вечером ужин с «людьми из Гаража» (так он называет своих проводников в хаотичный и непостижимый мир русского «контэмпорари»), на следующий день визит на дачу директора Пушкинского. Так мало времени, чтобы столько узнать.
Нога у Тони всё ещё ноет и на бежевом как бэйлиз такси мы описываем невообразимую окружность, чтобы подобраться к Пушкинскому музею. По дороге таксист учит нас грузинскому языку и рассказывает о том, как бывал у берегов Австралии, когда был моряком. Тони ничего не понимает, но одобряюще покачивает головой.

Кто знает, какой чёрт дёрнул нас идти в музей. Тони почему-то ожидал увидеть там русский авангард и мы полчаса хромали по залам – я нашла не-русского Гогена, Тони – Шагала и Кандинского, за остальными «экзотическими и легендарными» ему придётся идти в Третьяковку, но уже без меня.

Часы как-то странно идут, но утро превратилось в закат и, путаясь и спотыкаясь о безумные эстакады транспортной развязки Москвы, мы поспешили в самое узнаваемое место России – на Красную площадь. Под закатным солнцем она выглядит ещё более красной, в её осенней раскалённости бодро плывут китайские туристы, хохочут девицы, делают сэлфи возле гробницы вождя коммунизма. Мы отправляемся перекусить в ресторан прямо на площади – «редакция заплатит» говорит Тони.

Что было первым, с чем ты столкнулся в Москве?
Первое впечатление оставил аэропорт. Он был на порядок лучше, чем 20 лет назад. Я без проблем получил багаж, меня встретили люди из Гаража. Такси с сумасшедшим водителем воняло дымом и ещё чем-то, вот, что точно было из 1994-го. Но, так или иначе, мы доехали, я остановился в Ritz Carlton, очень красивой гостинице. Там много русского блеска, с этим небольшой перебор, но вполне мило.  Я сразу поднялся на крышу в бар. Полночь и я в баре – безумие. Шел дождь, была такая мистическая ночь и Красная площадь перед моими глазами. Я сделал пару снимков и подумал: «Да это же круто!», напился ужасно… Чего ты хочешь? Это Россия, Москва, великий город мира, очень волнительно здесь находиться.

Ты ведь не первый раз на Красной Площади.

Да, не первый. Я помню первый раз, могу рассказать.

Давай.

Это был 1994-й год, Россия только-только открыла границы, и нужно было организовать поездку. Тогда в Нью-Йорке можно было за тысячу долларов купить билет на самолёт, оплатить три ночи в отеле в Москве, три ночи в Санкт-Петербурге и улететь обратно. И есть всё, что тебе захочется. Всё это за тысячу баксов. О'кей, я подписался. Не было прямого рейса из Нью-Йорка в Москву, по дороге нужно было дозаправляться в Канаде, а затем в Ирландии, так что путь был действительно долгим. Самолёт оказался достаточно дерьмовым, из салона вниз вели ступеньки, где был виден багаж. Вот так сидишь, и прямо под тобой трясутся чемоданы, ужас! Он вылетал около десяти часов вечера и первой едой, которую нам принесли - были кукурузные хлопья. Я спросил у стюардессы: «Почему вы подаёте хлопья, сейчас десять часов ночи», на что она невозмутимо ответила «В Москве сейчас завтрак». Я подумал: «О'кей, ладно, пофиг».

В этот момент нам приносят пасту Карбонара. Официантка едва владеет английским и почему-то сердится на нас. Тони спрашивает про wi-fi, но получает холодный отказ. Мы чокаемся. Я ледяным джин-тоником, Тони – бокалом с белым вином.

Вот так в разобранном виде я и отправился в отель. Это была одна из крупнейших гостиниц в мире где-то на окраине Москвы. На каждом этаже там сидела “babúshka”. Это смотрелось довольно устрашающе, везде хмурые пожилые дамы, которые пялятся на всех, мониторят, что происходит. Я будто попал в мерцающее чёрно-белое кино, так странно. В 10 вечера я спустился в метро, там для отеля была специальная станция (настолько он был огромный), и поехал на Красную Площадь. Я вышел из метро и подумал «О, чёрт, вот она!»

На следующий день я вернулся и встал в очередь в Мавзолей. Огромную, не то, что сейчас.

Ты ведь ходил проведать его вчера, Ленин сильно отличается от того, каким он был 20 лет назад?

Он стал ещё более восковым, похожим на подделку. Тогда он выглядел куда устрашающе, теперь похож на куклу. Я был в музее Мадам Тюссо в Лондоне – фигуры там реалистичнее, чем Ленин. Забавно, что и сейчас охрана ведёт себя так, будто туда хотят попасть тысячи людей. Тебя постоянно подгоняют: «быстрее, быстрее!». Тогда в 1994-м я провёл в Москве три дня и отправился в Санкт-Петербург на поезде, очень охраняемом (боялись грабежей).

Откуда взялась идея писать об арт-сцене Москвы именно сейчас?

Ну, эта поездка была запланирована год назад, из-за Даши Жуковой, которая делает проект с Ремом Колхасом (речь о новом здании для Гаража. – прим. Саша Никитина). Я, конечно, пообщался с ними по поводу политики, цензуры и всего такого, но они из мира искусства, поэтому старались особо об этом не говорить. Но знаешь, Россия продолжается. Чем больше мы узнаём о ней – тем лучше. Пойми, об арт-сцене Москвы знают хоть что-то единицы. Искусство, которое рождается здесь очень интересно.

Тебе кто-то понравился из русских художников?

Конечно. В Гараже сейчас проходит международная выставка, там есть картина одного знаменитого художника, не могу вспомнить его имя… очень известная, написана лет двадцать назад. Он хорош. Вчера мы ходили на.. как его фамилия? Обломов? (речь о выставке Юрия Соболева в ММОМА). Тоже понравился. Мне нужно увидеть больше русских художников, в ближайшие дни буду ходить по мастерским, на выставки – успеть бы всё до понедельника.

Даша Жукова делает колоссально много для Москвы. Гараж – очень интересный проект, он уже стал международной площадкой, где ведётся диалог на одном уровне с МОМА в Нью-Йорке или Tate в Лондоне. Это очень впечатляет, место просто замечательное. Москва – великий город.

Почему?

Что значит «почему»? Она огромная, здесь множество галерей, ресторанов, заведений. Сюда съехались люди со всей бывшей территории СССР. Здесь так много денег, что в них можно утонуть. Взять хотя бы это место, Красную Площадь – это же как Эйфелева башня! Люди приезжают просто посмотреть на неё. Не с точки зрения идеологии или политики, а как на туристический объект.

Но при этом она остаётся символом коммунизма. Да здесь же труп Вождя лежит! Для многих это как красная тряпка для быка.

Ну да, лежит. Ты не обязан любить коммунизм, чтобы приехать сюда, но всё же он имеет исторический интерес. Людям нужно время. Может быть русским стоит просто принять свою историю, как есть? Невозможно вот так запросто забыть то, что случилось.

В русском сознании плотно укреплена мысль, что люди за границей считают Россию дикой и опасной страной. Было ли страшно ехать?

Ну, в первый раз был небольшой мандраж. Множество репортажей тогда создавали России образ какого-то Дикого Востока. Все эти заказные убийства, бизнесмены, бандитизм начала девяностых, несметные богатства, похищения, грабежи – конечно на фоне всего этого были некоторые опасения. Не знаю, насколько это было правдой. Но когда приезжаешь сюда, понимаешь, что не так всё и страшно. То же самое с Южной Америкой. Когда ты говоришь людям, что собираешься туда, они сразу спрашивают: "не боишься?" И я говорил: «нет, просто надо понять систему». Сейчас я понимаю, что Москва – крайне безопасный город. Здесь особо не совершается преступлений, в центре очень много полиции.

Ага, в центре.

За пустыми тарелками явилась официантка, Тони благодарит её, говорит, что было очень вкусно, хоть он и оставил весь бекон нетронутым. Я ничего не говорю. Официантка тоже молчит и уходит.

Она, наверное, ни слова по-английски не понимает (говорю я про официантку).

Наверное. Я был приятно удивлён, что в Гараже на пресс-конференции был полный зал двадцатилетних, и все разговаривали на идеальном английском. У них были приёмники для синхронного перевода, но вопросы они всё равно задавали напрямую. Всё так изменилось. Двадцать лет назад очень немногие могли говорить по-английски. Мне пришлось учить русский. Например, когда я хотел сделать снимок, я говорил «fotografeerovat mozhno?” – “mozhno”. Всем очень нравилось, когда я так говорил, позировали. В Петербурге было здорово, люди просто толпами собирались.

Чтобы ты их сфотографировал?

Да, представляешь? Я думаю, их привлекала моя большая камера, ведь это был 1994-й. Для меня тогда всё было ну очень экзотичным, даже в отеле на завтрак давали кусок говяжьего языка. Языка, понимаешь? Ты пьёшь кофе, но ничего не происходит – там нет ни капли кофеина. Я просто с ума сходил.

(photo by Tony Perrotet)

Колокола звонят шестьдесят раз, официантка провожает нас тяжелым взглядом, скрестив руки на груди, будто мы обидели её кровно. Тони смеётся, а я кривляюсь. Перед нами как десерт после пасты Карбонара клубнично-красный Кремль, щеголяет резной аутентикой. Я спрашиваю у Тони, нравится ли ему такая архитектура, на что он отвечает: «”Нравится” - не совсем подходящее слово. Но это впечатляет».

Текст и снимки: Саша Никитина
Гараж
The Wall Street Journal Online
Tony Perrotet site

Еще по теме:

Художники

"РАЙ"

«Мейнстрим» Александра Бродского

Саша Никитина

SAM: мир, улица, краска

Марина Путиловская в Петербурге

Оставить комментарий