Телеграмм

«Ночь длинных ковшей» как синдром в ситуации ложного выбора.

«Ночью длинных ковшей» в народе прозвали лихую атаку мэрии на “объекты самовольного строительства” девятого февраля. "Сколько же можно мусолить эту тему!" - вероятно воскликнет возмущенный читатель. “В любом случае, это проблема не архитектуры и не малого бизнеса, а дурного управления,” - так написал мне один приятель. “Да, город нуждается в малом бизнесе; да "самострой"- это коррупционно узаконенные сараи; да, сараи были эстетически ужасны без всяких "но"; да, ими было удобно пользоваться; да, стоило бы спросить с тех чиновников, которые их в свое время узаконивали; и да, наша власть, по привычке, предпочла разрубить этот узел экскаватором вместо того, чтобы терпеливо и по закону его распутывать. Сарай не перестает быть сараем, несмотря на все внеархитектурные смыслы, в него случайно или намеренно вложенные.” И это действительно ясно.

17.02.2016, 14:56 | Автор: Николай Лызлов-младший

Николай Лызлов-младший. Архитектор, продолжатель семейной династии. Закончил МАрхИ в 2004 году.

Как увидеть общее в частном

Однако же архитектура - это, прежде всего, материальная организация среды, это следствие менеджмента и социальных практик. Архитектура и устройство городов определяются методами управления и общественного взаимодействия, а те, в свою очередь, определяются общей глобальной модой, трендом, культурой. Для того, чтобы увидеть общее в частном, удобно воспользоваться универсальным инструментом. И в качестве такого инструмента я предлагаю бинарную модель Владимира Паперного, который исследует развитие искусства и архитектуры в России как чередование “Культуры 1” и “Культуры2”. (Читайте его прекрасную книгу “Культура два”).

В модели Паперного “Культура 1” и “Культура 2” - это термины исторических циклов. Коротко говоря, “Культура1” - это культура авангарда, ориентированная на уничтожение прошлого и поиск новых смыслов, а “Культура 2” - это культура “окостенения”, которая напротив занимается консервацией прошлого. “Движение в новой культуре становится вполне тождественным неподвижности, а будущее — вечности. Будущее, превратившееся в вечность, настолько однородно и неизменно, что там уже ничего, в сущности, нельзя увидеть, туда бессмысленно и смотреть — взгляд культуры постепенно оборачивается назад, как бы развернувшись на 180°”. Или, как в предисловии к книге определил мыслитель Вячеслав Иванов, - “Горячая” культура вся сосредоточена на открытии необычного.. В отличие от нее “холодная” культура занята учреждением Олимпа, ценности которого постоянны”. Весьма точное определение консервативной “охранительной повестки”, не правда ли? Я, однако же, позволю себе немного изменить и упростить эту терминологию - в контексте противопоставления “горизонтальной” и “вертикальной” организации общества и архитектуры.

Существенно, что общество воспринимает “ночь длинных ковшей” как проявление некоторой общей закономерности, а не просто следствие “дурного управления”. Это косвенно показывает бурная полемика, многие тысячи слов, сказанные и написанные людьми разных взглядов. По реакции всех высказавшихся можно абсолютно четко разделить на два лагеря - людей “горизонтальной” и “вертикальной” культуры, людей с либеральным и людей с консервативно-патерналистским мышлением. Причем, показательно, что и те и другие в основном сходятся в своей интуитивной и интеллектуальной оценке произошедшего события. Только одни его оценивают со знаком плюс, другие - со знаком минус.

Причем некоторые апологеты Империи и “Большого Стиля” с точки зрения обывательского здравомыслия высказывались просто анекдотично. Например: “По большим и чистым улицам должны если что идти танки и зенитноракетные комплексы, а не стоять ваши ржавые корыта”. Или вот колумнист газеты “Взгляд” пишет, что это “уходит Россия торгашеская, возвращается Россия имперская.” То есть начиная с Москвы происходит разворот от приоритета мещанской “торгашеской” этики к “имперской” эстетике с танками и парадами на широких проспектах.

А вот что пишет человек безусловно либеральных взглядов, архитектурный критик Григорий Ревзин - “Скорее это какое-то замшелое советское недоверие к торговле как таковой, изгнание торгующих из храма нашей столицы. Довольно архаические комплексы.” В общем, после того, как поле битвы немного остыло, самое время осмыслить событие и последовавшую затем реакцию общества как некий синдром, рассматривая архитектуру как дочь культуры.

Борьба и смена парадигм

Механизм циклической смены “культуры 1” и “культуры 2” нам всем хорошо знаком. Период "горизонтальной" культуры сменяет эпоху "вертикальной", когда вторая сама рушится, как колосс на глиняных ногах. Прекращают действовать все правила, и люди начинают выживать сами, выстраивая новые правила на ходу и “снизу”. Спонтанно, стихийно возникает уличная торговля, множатся ларьки. Появляется “горизонтальная”, “торговая” народная городская экосистема, которая необходима для выживания после аннигиляции плановой "вертикальной" экономики. Эта интуитивная экосистема изначально дикая и неорганизованная - однако она обладает способностью к очень быстрой самоорганизации.

В периоды потрясений и крушения основ мы можем наблюдать подобное по всему миру - стихийные торговые развалы, преобразующиеся в грязные полукриминальные лабиринты из ларьков вокруг точек притяжения и транспортных узлов. Дальше - появление больших, не соответствующих никаким санитарным нормам рынков, контролируемых национальными диаспорами. Города наполняются "самостроями" - кошмарно выглядящими, построенными за взятки городской администрации, и огромным количеством дикой рекламы. Все это выглядит ужасно, опасно для потребителя, все построено вразнобой. Эстетика городской среды втоптана в рыночную грязь, торжествует этика первоначального накопления капитала - "выживают сильнейшие".

В авангарде этого движения от пустоты и смерти после крушения “большой вертикали” - прежде всего крупнейшие города. В окраинных городах Империи время течет по другому. Полулегальная торговля и дикий “самострой” продолжают возникать в российской провинции в двухтысячные, десятые годы, а самые бедные и "отдаленные" от финансовых потоков населенные пункты продолжают пребывать в состоянии комы, постсоветского анабиоза. В стране тем временем строится "вертикальная" система управления. И, в столице прежде всего, затем - в самых больших городах начинается инициированный уже "сверху" разворот к “вертикальной” культуре и архитектуре. Происходит контрреволюция, опять "большая эстетика" торжествует над этикой - площади расчищаются для парадов. И каждый раз при смене парадигмы унижаются и попираются интересы отдельного человека, "предпринимателя".

Этика и способность к сопереживанию как фундамент для развития города

“Горизонтальная культура”, которая является производной либерального мировоззрения, вырастает из анархических горизонтальных связей, стихийной низовой самоорганизации. Соответственно, “вертикальная” культура - это культура ограничения и запрета. Либеральный подход в урбанизме выражается формулой: город - это люди. Душа, дыхание города - это местные сообщества и правила взаимодействия между ними. Для вертикально ориентированного патерналистского сознания город - это прежде всего свод правил и жесткая регламентация.

По сети кочуют фотографии - "как было" и "как стало", когда советскую античность, храмы метрополитена расчистили от рыночных наслоений. Мэрия приняла волевое репрессивное решение и уничтожила стихийную частную собственность - это была безусловная победа эстетики над этикой. “Нельзя прикрываться бумажками о собственности, приобретенными явно жульническим путем”, - резюмировал мэр. “Ларьки не имеют права на жизнь в том виде, в котором они существовали. Люди пользовались тем, что там продавали? Хорошо, давайте предложим что-то взамен, сделаем что-то нестационарное, что будет очевидным образом восприниматься как временное, и, соответственно, никак не будет спорить с окружающей архитектурой. Киоск с развалом фруктов и овощей, киоск с газетами, киоск с водой и шоколадками, фудтрак с бургерами и той же шаурмой. Но не бесконечные евросети, странные магазины с сумками или украшениями, сетевые кафе и рестораны” - так написал мне знакомый, человек либеральных убеждений.

На мой взгляд он угодил в ментальную ловушку. Многие из нас рады тому, как чисто и красиво становится, "как в Европе", однако же забывая об эмпатии. "Вертикальная" культура обольщает нас фейковой "красотой", миражом, иллюзией цивилизованности. Истинная цивилизованность очевидно там, где существует взаимное уважение и компромиссное соблюдение всех интересов. Ведь для владельцев бизнеса, которые не смогли “прикрыться бумажками” о собственности, снос - это разорение, крушение, а для многих местных жителей это стало маленькой локальной катастрофой. И весьма показательно, что как бы мы не относились к событию, к какому лагерю бы не принадлежали, мы не можем поставить себя на место бесправной угнетенной группы, но с легкостью ставим себя на место принимающих решения. Отсутствие эмпатии - принципиальный изъян в рассуждениях обеих сторон. Как заметил Юрий Сапрыкин - “...есть "мы" и "они". "Нам" после сноса негде будет купить бутылку воды и шаурму, или же (противоположный полюс) слава богу, ларьки больше не будут загораживать "нам" вид на красивую станцию метро. С другой стороны, есть некие "они", которых жалко, потому что они в разгар кризиса останутся без работы — или не жалко, потому что"они" понастроили за взятки ужасное уродство и загадили город своей шаурмой”.

Итак, эмпатия и способность поставить себя на место пострадавшей стороны - это то, чего не хватает в нашем осмыслении происходящего в этическом плане. С другой стороны, есть логический провал в прагматике и целесообразности такой репрессивной организации среды. Очевидно, что никто из "малого бизнеса" не будет вкладываться в "эстетику" ларьков и искать компромисс с разными городскими интересам, когда ничем не защищена его собственность, кроме девальвированных властью “жульнических бумажек”. (За подробностями отсылаю читателей к отличной статье, посвященной “репрессивному урбанизму”, которую написал публицист-либертарианец Михаил Пожарский: «Урбанисты на бульдозерах»).

С развитием здорового городского организма цивилизация, унификация и чистота пространства возникают сами собой, без грубого насилия и принуждения, в результате роста осознанности жителей и компромисса между локальными сообществами. Прекрасный пример - феномен русской “dacha” - русской архитектуры индивидуализма и анархизма. На своей даче мы прячемся от государственного ока, на даче мы спасаем себя огородами в периоды потрясений. И “на даче” возникли самые совершенные и демократические русские локальные сообщества. Современные дачные кооперативы - пример логического завершения самоорганизации среды, ее усложнения и саморегламентации.

Необходимо ли в принципе “вертикальное”, спущенное сверху нормирование - это весьма сложный дискуссионный вопрос между либертарианцами и людьми с более консервативными взглядами, не столь полагающимися на самостоятельность человека и его способностью делать верный выбор. Но ясно, что мы должны стремиться к гармонии между низовой горизонтальной самоорганизацией и вертикальным нормированием архитектуры, устройства городов и человеческих общежитий.

“Синдром алкоголика” и ситуация ложного выбора.

“Мы в очередной раз сносим то, что было построено кем-то до нас, и пытаемся начать жить с очередного понедельника. Если говорить о российской идентичности — она именно в этом. Мы всё время хотим вернуться к неведомому и неосознаваемому даже нами самими историческому периоду, начиная снова и снова с чистой рубахи — своего рода синдром алкоголика”. - формулирует архитектор Даша Парамонова (http://www.the-village.ru/village/situation/situation-comment/231285-arhitektor-darya-paramonova)

Чем объяснить бездумное и решительное стремление к полному и безоговорочному реваншу “вертикальной” культуры? Почему этот реванш должен состоять в уничтожении всего, что не вписывается в прокрустово ложе спускаемых “сверху” представлений о прекрасном? Явно не только и не столько модной в настоящий момент политической коньюктурой. И не только заложенной в нескольких поколениях советского человека предрасположенностью к патернализму. Прежде всего, мне видится общее нетерпение, разочарованность и неудовлетворенность существующим положением вещей. Мы, русские люди, прежде всего нетерпеливы, и стремимся к свершениям немедленно, здесь и сейчас, пропуская целые блоки и стадии взросления.

Рыночная горизонтальная среда возникает стихийно и вынужденно - когда вдруг все понимают, что по старым правилам дальше жить невозможно, когда вертикально организованное общество погибает, колосс падает и разбивается на мелкие куски. Но общество быстро устает от грязи и неорганизованности, терпит разочарование в либеральном подходе. Новорожденный городской организм не успевает вырасти. Российский город вновь перед лицом революционой, на сей раз репрессивной смены культурной и архитектурной парадигмы. Но общемировой тренд - эволюционное развитие архитектуры, в центре которой - человек. "Больше этики, меньше эстетики" - девиз последнего Притцкеровского лауреата (Нобелевка в мире архитектуры), чилийского архитектора Алехандро Аравена.

Итак, мы все время оказываемся в ситуации ложного выбора - между плохим и еще худшим. Между безжизненной патерналистской Утопией, с ее фейковой эстетикой, и диким подростковым рынком, с его неряшливостью, грязью и грубостью. В ситуации этой ложной дилеммы проявляется наш нетерпеливый национальный характер, тотальное неприятие старого уклада, "синдром алкоголика". Истинный выбор, выбор лучшего - это компромиссный, демократический, эволюционный путь развития. Городская среда - в искусстве взаимодействия между людьми. Ей, как всем живым организмам, требуется время, чтобы правильно сформироваться.