Телеграмм

Переустройство города по Елене Теплицкой: «Начинаем с фасадов - потом идем дальше»

Галерея Tapis Rouge представляет серию интервью, которая получила кодовое название «Туфли». Почему туфли? Ответ простой: мы будем беседовать с женщинами - дизайнерами и декораторами, - много лет занятыми в профессии, которая требует от них пластичности, хорошей физической подготовки и выносливости (а как без этого на стройках?) в сочетании с умением вдохновить и повести за собой, творческой искрой и женской интуицией, которая одна зачастую способна создать «персонализированную красоту».

Наша первая героиня – Елена Теплицкая, дизайнер, декоратор, модельер и телеведущая.

06.05.2014, 22:07 | Автор: Людмила Малкис

Формат: во время наших бесед героини примеряют свои любимые туфли, рассматривают ковры, рассказывают о себе и делятся сокровенным.

Участники дискуссии: Елена Теплицкая, Людмила Малкис, Ярослав Мелихов, Андрей Кановка.

Первое, что она делает, встав на ковер – поднимает руки и… начинает танцевать. Одна, сама с собой, свой собственный танец. Не ожидая плохого, мы с удивлением наблюдаем: в конце напряженного рабочего дня яркая девушка Лена Теплицкая собрана, готова к съемке и излучает положительную энергию, которая передается всем участникам процесса. Она за секунду преображается, легко сбрасывает усталость и, как обычно, увлекает за собой тех, кто рядом. Ее одиночный танец внезапно становится контактной импровизацией, в которую включаются абсолютно все. И тут уже нам приходится раскрыться и проявить себя публично. Что неожиданно и непросто. Но уж такова Елена – с ней нужно быть самим собой.

Л. М. (Людмила Малкис): Лена, почему фламенко?

Елена: Это танец одиночки, причем страстный танец одиночки. Такой рассказ о себе. И чтобы ты не делала – вот ты пошла, пошла, пошла… и в какой-то момент начинаешь наблюдать себя со стороны: вот я какая! глядите на меня! И главное мое наблюдение - это танец эгоистки. По сути, мы не должны такими быть.

А ты эгоистка?

Нет, к сожалению. Я поняла, что с фламенко у меня какой-то перебор и стала заниматься танго. И там есть такое упражнение (подзывает Ярослава)… Мой учитель Густаво – а я еще ничего не умела – предложил мне перестать слушать себя и послушать партнера, положить руку ему на грудь и постараться почувствовать, что он будет делать. И так полчаса, чтобы вчувствовавшись, понять, что партнер хочет. (Танцует с Ярославом)

Ярослав: Рукой или глазами?

Всем! Хотите - присядьте, хотите - повернитесь. Я должна вчувствоваться и последовать за вами.

Когда ты интерьер делаешь, ты так же исполняешь с ним танго?

Да, я должна вчувствоваться… (Ярославу) Возьмите жену, идите на аргентинское танго. Вот, Андрей, идите сюда. Надо меняться партнерами, чтобы не зацикливаться на одном. Делайте, что хотите. Ох, какой смелый, нахальный! Вот – хороший ведущий. Ярослав аккуратный, а этот нахальный.

Я (Ярослав): Я специально сдерживаю себя, чтобы никого сильно не задеть.

Как это?

Я.: Когда между людьми близкий контакт, то можно невольно друг другу навредить, если не сдерживаться.

Совершенно верно. У меня был один случай. Мы с моим архитектором хорошо друг друга понимаем, обсуждаем работу, проекты. И вот с ним заходим в лифт, и в него влетает еще одна женщина, кричит в телефон, мат-перемат. Мы стоим, она продолжает орать. Я только взглянула – её как шарахнет к стене. И потом мой архитектор спрашивает, зачем я это сделала. «Что сделала?» - я удивилась. «Ты ее так шарахнула!» - говорит. Это об энергии. Поэтому очень правильно, что вы аккуратны.

Расскажи, где ты училась?

Первое образование - авиационный институт, потом аспирантура в «Строгановке», потом антропософский центр Goetheanum в Швейцарии, в городе Дорнахе недалеко от Базеля. Это философский центр. Антропософия – это такая философия, которая объединяет педагогику, медицину, архитектуру, совершенно разные виды искусства. Рудольф Штайнер, исследователь наследия Гёте, - основоположник антропософии.

Как ты стала заниматься философией?

Я ей интересуюсь всегда.

На каком языке велось преподавание?

На английском, но я стала понимать и немецкий в итоге. Мой учитель, Зигфрид Филлер, немец по рождению, швейцарец по месту жительства, мы с ним говорили часов по десять, рисовали картины, и он забывался и переходил на немецкий, а я, чтобы не останавливать его, слушала и понимала.

Какие картины вы писали?

Я пишу большие картины – два на два метра, потому что меньшего формата я плохо воспринимаю.

Ты рисовала вместе с Филлером?

Вместе, но каждый свою картину. Он часто стоял у меня за спиной, чтобы понять, что я делаю. Филлер – гений, просто гений. А еще он видел человека. Однажды, он проявил это свойство… (Приносят яркий ковер). О, это настоящая антропософская живопись! Вот она такая интуитивная (восклицает Елена). Так вот, мы когда с Зигфридом расставались, он сказал, что я теперь его сестра по крови, и он всегда будет меня чувствовать и время от времени находить. Так и произошло. Когда с моим сыном случилось несчастье, и я четвертый час ходила взад и вперед по больничному коридору, Зигфрид неожиданно мне позвонил, хотя я уже к тому времени кучу номеров сменила, и успокоил меня, утвердив в том, что все страшное позади и теперь все будет хорошо.

Я же говорю, есть в этом что-то необычное, хотя нельзя описывать это так обывательски. (Переобувается) А вам, правда, это интересно?

А ты что думала, мы будем обсуждать с тобой как синий ковер смотрится на желтом? Что это за туфли?

Это очень интересная немецкая фирма, но идею они взяли у японских гэта, сандалий на платформе.

Вот, посмотрите тогда на этот ковер! (Расстилают новый ковер с восточными иероглифами).

Шикарно! Это же и шелк, и шерсть. Еще и высота текстуры разная. Я по нему даже боюсь ходить!

Лена, каким образом можно преобразить Москву?

Надо все переделать, или, по крайней мере, перекрасить. Мы только сейчас более-менее стали жить ярко с точки зрения архитектуры. Местами. Когда даются права переделать, например, бывший завод как Artplay, тогда это место получает новое лицо, яркое, прекрасное. А еще ведь много ужасных детских садов, школ… (Вносят еще один ковер). Этот ковер называется – танго! На нем разводы как следы танцующих людей. (Показывает развороты танца) Да, о чем мы говорили?

Твоя идея в том, чтобы все перекрасить.

Да, надо взять добровольцев. Таких сейчас много, в основном, студенты. Я даже знаю, где взять краску – у Алексея Мандерса, моего приятеля. И надо просто начать перекрашивать несколько домов. Жители «серых районов» от безысходности согласятся на что угодно.

Мы приезжаем со студентами и начинаем красить дом внутри и снаружи. Начинаем с фасада, потом идем дальше. Переделаем детский дом, например, и дети будут себя уже по-другому чувствовать. Есть потрясающая клиника, жуткая по профилю, конечно, - онкологическая на Ленинском проспекте. Но она очень красивая, надо что-то эдакое делать.

(Приносят пирожные. Елена отвлекается на них, зовет всех присутствующих к себе и просит сделать групповой снимок).

Ну вот, сначала раскрасить один дом, рассказать об этом всем. Потом отремонтировать какой-нибудь разваливающийся дом, показать Москве, что у нее красивое нечто тоже может быть.

У «Флакона» есть такой опыт. Когда они стали все перекрашивать у себя, то и сам район стал потихоньку «перекрашиваться».

Есть дома, на которых нарисованы паруса, ветки какие-то в реалистичной манере - это бред, извините, потому что нет смысла в этом. А вот когда нарисован, например, жираф… Представьте район, в котором трудно понять, какие у домов номера, ты идешь по нему, кто-то тебе звонит и говорит: «Дойдешь до жирафа, повернешь налево и увидишь кенгуру». Это вообще шизофрения, но все-таки.

Если бы ты стала главным архитектором Москвы, с чего бы ты начала?

Во-первых, законсервировала бы все архитектурные памятники, которые еще можно сохранить. Особое внимание обратила бы на стиль модерн, потому что все потихоньку – видимо время прошло – начинает ветшать. Вернула бы все подлинные архитектурные цвета этих зданий. В модерне чаще всего использовали два-три цвета – горчичный, коричневый, белый, каждый раз их комбинации. В Москве для простоты шарахали одним цветом по всему зданию. Весь Питер такой, все здания в стиле модерн замазаны одной краской. Это чудовищно!

Еще бы запретила рекламу с ее разными шрифтами – это плохо, базарный день всегда.

Цвет бы вернула только зданиям в стиле «модерн»?

Нет, не только. Современным зданиям надо образы придумать. Пусть, например, будет лимонный район, а внутри него на фасадах будут нарисованы животные, которые могут жить в этом пространстве. Причем студентам надо дать такое задание, чтобы было понятно по половинке – кто это. К зданию же мы подходим с разных сторон, поэтому надо рисунок распластать, за угол завести. А потом можно сделать раскраску полосами, вспомнить Пола Смита. Можно покрыть поверхность яблоками, всё что угодно.

Какой район ты бы в первую очередь преобразила?

Мичуринский… Я там живу.

И с чего бы начала?

Со всего сразу. Там мощная застройка. Вот, например, ЖК «Шуваловский» - бежевый и никакой совершенно.

Может его совсем снести?

Это нереально! Там же огромные деньги. Да, и еще бы я сделала дворы. Мало в Москве нормальных дворов. Куда выпустить ребенка, чтобы он получил удовольствие? У нас просто дома и парковки, дома и парковки.

Сейчас почему-то никто и не выходит во дворы…

Потому что некуда! Рядом с моим домом - некуда, разве что с собачкой погулять. Но у меня собачки нет, слава Богу. Не надо рано утром просыпаться. Но чтобы ребенок мог погулять, так его вести надо в парк, во дворе нечего делать. Понятия двора, каким оно было, когда родители нас выпускали с ключом на шее, и мы весь день там шастали, получая удовольствие, а родители были спокойны – сейчас такого нет. Надо образовывать пространства дворов. Вплоть до того, чтобы все жители были обязаны наблюдать за тем, чтобы все дети были в безопасности. Как раньше это негласно и происходило. Вот! И дворы надо делать с названием «Ключ на шее».

Сейчас для безопасности ставят заборы.

Да уж, хотя полно дам пожилого возраста, которым абсолютно нечего делать. Они с собачками гуляют, гуляют. Объединить их надо как-то.

Допустим, собрать пять дамочек, которые живут в одном подъезде, сидят иногда на лавочке, перемывают косточки каждой даме, которая выходит из машины, и тому подобное. Вот их бы энергию – на мирные цели!

В Германии есть такая программа, когда стариков вовлекают в социальные проекты. Бывший учитель, например, хочет делиться опытом, приносить пользу обществу, и вот он волонтерствует, работает с детьми.

Пусть в каждом доме выделят помещение, и пусть эти дамы чудесные показывают, как вязать.

Или присматривают за детьми во дворе. "Куда пошел? Уроки выучил?"

Елена восклицает по поводу тарелки с пирожными – "посмотрите как красиво, друзья мои!" – и предлагает подобрать под нее зеленый ковер. Одновреммено я (Л.М.) рассказываю историю про туфли Manolo Blahnik, а Елена требует немедленно их обуть. Съемка идет своим чередом. Ставят кадр. Выстраивают в ряд разные туфли напротив одной из стен с понравившимся Елене ковром. Елена требует туфлю Ярослава, тот отказывается ее снимать, беседа неспешно катится себе в пятничный поздний вечер. Приносят коньяк…

Пятница, вечер, можно расслабиться.

Я завтра работаю. Проект одного дома, оперативный проект квартиры и примерки. А еще один работник «Газпрома» везет меня в IKEA покупать кухню в его загородный дом! Я там никогда не покупала. Когда делается дорогой интерьер, в средиземноморском стиле как в этом доме, например, то делать урбанистические включения и идти в IKEA нереально. Стиль выловить оттуда трудно, но можно.

Дизайнерское искусство, оно элитарно?

Оно очень личностное. Возьмем Карима Рашида… Он гений, он философ. Абсолютно космический человек. Если взять русский модерн или ар-деко, то Карим не может быть употреблен с этими стилями. Но если взять картинку будущего, то он подойдет. У меня много Карима Рашида, недавно иду по дому и только и натыкаюсь на его предметы. А вот Филиппа Старка можно внести в классический интерьер, потому что он менее самостилен. У Рашида есть почерк, его с полпинка узнаешь, а вот Старка – надо присмотреться. И не все дизайнеры современны, кто-то использует разработки старых дизайнеров и архитекторов.

Я часто посещаю европейские антик-маркеты, чтобы увидеть, как сделана мебель или посуда в стиле ар-деко. Мне интересно, "откуда ноги растут". Я как-то показывала своему учителю московский модерн. Он когда увидел лестницу в особняке Рябушинского, сказал, что она абсолютно антропософская. В Гётеануме, центре антропософии, есть похожие. Они такие текучие, имеют определенную страсть. И когда на это смотришь, то понимаешь, что современный дизайн уже не имеет никакого отношения к этому.

Иногда приходят заказчики, спрашивают, могу ли я сделать интерьер в стиле ар-деко. Конечно, да! А в стиле русского модерна? Конечно, нет! Во-первых, нет подходящих мебельщиков. Итальянцы делают это ужасно. У этого стиля есть высокая степень духовности, сложно это уловить. Когда он создавался? Русский модерн, параллельно югендштиль, ар-нуво. Все это взялось от предчувствия войны, революции, от избыточных разговоров о мистике, от непрерывного курения гашиша и от кокаина. Все это так сложилось одновременно, и вырос новый стиль.

Тогда не было разделения между архитектором, дизайнером, декоратором – это все одно лицо. Если походить по любому зданию в стиле модерн… Извините, меня понесло. Это моя любимая тема. Так вот, там дверь такая, ручка такая, проходишь дальше – там эти детали немного другие, они иначе «текут». И все это уникально. Повторить это невозможно. Перед этим была эпоха эклектики и историзма. Барокко накладывали на рококо, на ампир и т.д. Шел поиск направлений. Они не родили нового, это было накопление. А потом как бомба взорвалась – и родился стиль модерн.

А что сейчас происходит? Что мы сейчас накапливаем?

У меня четкое понимание, что мы живем накануне нового Золотого века. Потому что сейчас уровень технологий настолько высок, что архитектор, дизайнер не успевает понять, что он может. Он не чувствует инструмента. Надо сосредоточиться, выбрать все возможности глобально и понять, что вообще можно делать. Карим Рашид такой молодец, потому что он успел что-то осознать, перестал задумываться о технологиях. Он сначала поставил себя как гениального человека, все согласились – да, да, ты гений! А потом он стал пользоваться теми, кто делает что-то из пластика, из металла. Он почеркушку нарисовал, и его обязаны понять, потому что он гений, все знают, они зарабатывают на этом деньги.

Откуда у него это?

Я как-то спросила у него, кого из философов он любит. И он ответил, что себя. Потом он, конечно, извинялся за это…

Так вот, на Западе высокие технологии гоняются за дизайнером, а у нас этого нет. У нас есть замечательный парень, который придумывает светильники. Если бы были технологии, он бы сделал нечто замечательное.

Да, если людям дать возможность производить, творить, предоставить им мастерские, то город изменится неузнаваемо. Не надо даже денег много платить.

Но у нас такого нет, поэтому нам либо надо радоваться за Карима Рашида, либо уезжать в Америку, чтобы там за нами гонялись. Но перед этим надо будет выстроить себя, потому что русский талант, приехавший из России, ничего не значит там.

Удивительное дело, я в Нью-Йорке была немного, но сразу почувствовала, что это мой город, как и Лондон. Только сходишь с самолета и понимаешь, что это твое, что здесь ты найдешь работу.

Откуда такая страсть к профессии «декоратор»?

А быть дизайнером или декоратором модно. Каждый нормальный богатый муж хочет, чтобы его жена была дизайнером. Причем некоторые заказчики не много требуют, просто хотят, чтобы было «покруче». Хорошо, что таких мало.

Если бы тебе предложили вести передачу на телевидении, о чем бы ты рассказывала?

Об истории предмета, об антиквариате, это моя мечта! Я обожаю заграничные антик-маркеты, я бы потратила там огромные деньги на всю эту ерунду. Эта «ерунда» меня вдохновляет, потому что там подлинные вещи! Надо знать, как предметы создаются, как меняются стили. И это объяснить можно каждому! Дети прекрасно считывают и воспринимают информацию, начинают с легкостью ориентироваться в стилях и эпохах, если им рассказывать и показывать.

Не понимать архитектуру и историю предметов – это как быть слепым.